– А сам на твоей постели спит. – Рузя аккуратно сложила рубаху. – Со сковородкой под подушкой.

– Но мне это, Адичка, не мешает ему сквозь сон правильные мысли нашептывать, – похвасталась Гражина. – Нас-то Марек узреть не смог, Рузька в шкаф спряталась, а я…

Тетка мерцала, то становясь полностью прозрачной, то обретая обильные свои формы. Не рассмотрел, это хорошо.

Дрожащими пальцами я стала развязывать кушак.

– Нет, Адичка, – остановила меня Рузя, – дверь снаружи заперта.

– Он, – дернула я узел, – мне не хозяин! Много этот мерзавец здесь рассмотреть успел?

– Все, – признались тетки, – в каждый уголок заглянул, стены с полами простучал. Хрустальный гроб обнюхал даже.

– Хорошая работа, сказал, – басила Гражина, – ничегошеньки наружу не пахнет.

Представив, как чернявый смотрит на меня голую под крышкой, я бессильно заскрипела зубами.

– Успокойся, Адичка, присядь. Не время скандалить, подумай лучше, как шкатулку из поленницы достать.

Я плюхнулась на постель:

– А толку? Имени мы не знаем…

Рузя присела рядом, сложила костяшки ручек на коленях:

– Придется тебе, Моравянка, пану Килеру сдаваться. Других вариантов не вижу.

Мне и этот представлялся сомнительным. Я заперта в своих покоях без связи с внешним миром. Сама виновата, пустила в дом мерзавца, позволила хозяйничать. Правду о чародеях говорят, дашь палец, откусит руку. От тебя, Моравянка, чернявый и крошки не оставит.

Я спросила о бургомистре. Сам пан Килер нас не посещал. В Лимбург начали прибывать сановные его гости, Карл был занят с ними, а панне Ясне работники сообщили, что хозяйка мигренями мучается. Но если я и на Медоточии не появлюсь…

– Чего? – перебила я. – Этот нахал меня до конца праздника под замком держать собирается?

– Похоже, – вздохнули тетки.

– Ему сказали, что камни только меня ждут?

– Разумеется, Гося с Петриком не преминули, но на это чародей ответил, что перетопчутся, что пусть в этот раз другая лимбургская девица обряд совершит. Потому как Моравянка слишком добрая, жители и забыли, от какой напасти она город бережет. Вот сказал, пусть вспомнят.

– Секретарша два раза кошели в трактир приносила, за того бешеного кабана, что ты на темное полнолуние упокоила, и за стригоев, – сообщила Гражина. – Пан Килер все бумаги свои по нечисти поднял, выяснил, где твоя работа была. Марек у Ясны деньги взял под расписку. Нет, ты, Адичка, плохого не думай, в сундук спрятал под туалетным столиком.

Я даже проверять не стала. Подумаешь, талеры. В детстве тетки по очереди читали мне волшебные сказки про прекрасных златовласок, заточенных драконами, про рыцарей-спасителей. Я сейчас была как та златовласка, в башне с сокровищами и с Мареком-драконом. Вся надежда на принца. Настоящего принца фаханов.

Мы с тетками сидели в спальне, прислушиваясь к затихающему трактирному шуму. Пан Шпильман, чей «единственный концерт» стал ежевечерним, закончил выступление, кто-то поднимался по лестнице, переговариваясь по-иностранному, хлопали двери и створки окон. Марек прощался на улице с паном Рышардом, тот, кажется, нынче опять перебрал.

«Ладно, – спокойно размышляла я, – битва проиграна. Враг захватил мои позиции и празднует победу. Но один бой – еще не война. Нужно отступить и перегруппироваться. Вариант первый: вернуться в хрустальный гроб и лежать в нем, пока все как-нибудь не устроится. Но тогда придется пропустить Медоточие, да и тетки… Вариант два: вылезти через окно третьего этажа и бежать к бургомистру, пусть Карл просит для меня защиты вышних сфер. Только есть ли этим сферам дело до лимбургской трактирщицы? И рискнет ли фахан своим положением ради меня? Его интерес каков? Ну, кроме невероятного желания моё тело понадкусывать? Сентиментальная Рузечка всегда вмешивает в сделки любовь, только ею тут не пахнет. Пахнет мною, и вполне аппетитно. Предположим, прибежала я к бургомистру в хоромы. Там гости сановные из столиц…»