Терри, полный недоверия и даже отвращения, когда мы оставались одни, отказывался принимать на веру эти постулаты.

— Масса традиций и преданий, древних, как Геродот, и столь же правдивых! — горячился он. — Вполне вероятно, что женщины — небольшая их группа — могли так сблизиться! Но все мы знаем, что они не способны к организации — всегда цапаются из-за чего попало и ужасно ревнивы.

— Однако вспомни, что этим Новым Матерям некого ревновать, — протянул Джефф.

— Свежо предание! — фыркнул Терри.

— А отчего бы тебе не придумать что-то более правдоподобное? — спросил я. — Здесь женщины, одни только женщины, и ты сам признаешь, что нет ни малейших следов мужчин.

Разговор этот произошел, когда мы уже успели провести там достаточно времени.

— Признаю, — пробурчал Терри. — И это большое упущение. Без них не только нет остроты, состязания и соревновательности, но и женщины не женственны. Сами же видите.

Подобные разговоры всегда заводили Джеффа, и я постепенно начал принимать его сторону.

— Выходит, ты не называешь женственным тот тип женщин, который главной своей заботой считает материнство? — спросил я.

— Не называю, — резко бросил Терри. — Как мужчина может рассуждать о материнстве, когда у него нет ни малейшего шанса на отцовство? К тому же что толку говорить о сантиментах, если мы — просто оказавшиеся вместе мужчины? Мужчина хочет от женщины гораздо большего, чем все это «материнство»!

Мы проявляли к Терри максимум терпения. Когда с ним случилась эта вспышка, он уже девять месяцев прожил среди «старых вояк» без малейшего шанса на выброс адреналина, кроме как в гимнастическом зале — за исключением нашего неудавшегося побега. Думаю, Терри никогда раньше так долго не жил без Любви, Схваток и Опасности, дававших выход его бьющей через край энергии, и потому очень раздражался. Ни Джефф, ни я не чувствовали себя подавленными. У меня было столько пищи для ума, что заточение меня не тяготило. А что до Джеффа с его благородным сердцем, то общество наставницы доставляло ему такое удовольствие, словно он ухаживал за девушкой — возможно, что и большее.

Что же касается критических замечаний Терри, то они были справедливы. Эти женщины, чье изначальное предназначение к материнству являлось доминирующим во всей их культуре, были на удивление лишены того, что мы называем «женственностью». Это тотчас подтолкнуло меня к убеждению, что столь любимые нами «женские чары» вовсе не женские, а всего лишь зеркально отраженная мужественность, развитая на радость нам, поскольку нас надо радовать, и они никоим образом не являются обязательными для реального достижения их главной цели. Но Терри таких выводов не делал.

— Вот погодите — дайте мне только отсюда выйти! — бормотал он.

Тут мы вдвоем принимались его осаживать.

— Послушай, Терри, дружище! Осторожнее! Они прекрасно к нам относятся, а вот наркоз ты помнишь? Если ты набезобразничаешь в этой стране девственниц, бойся возмездия Дев-Тетушек! Будь мужчиной! Это же не навсегда.

Вернемся, однако, к истории.

Они сразу же начали строить планы будущего для своих детей, вложив в это все силы коллективного разума. Каждая девочка, разумеется, воспитывалась в полном осознании своего высшего долга, и даже в те времена они очень высоко ставили сплачивающую силу материнства, наряду с образованием.