Я подошел к гробу вплотную. Одна из боковых досок гроба отвалилась, но свет прожектора в образовавшуюся выемку не попадал. Ничего сквозь нее не было видно. Без того, чтобы открыть крышку, не убедиться было, что это Терентий Осипович. Только как это сделаешь?

Пока я раздумывал, из приехавшей машины протянулась гибкая труба. Она выползала из гигантской катушки, которая вращалась с неожиданно тонким звуком. Водные коммуникации прокладывались через кладбище – ночью, чтобы никого не смущать. Трубу аккуратно укладывали на дно траншеи. Все, словно завороженные, смотрели, как, обеспечив водоснабжением живых, городские власти принялись за усопших. Незаметно для других я сделал шаг к гробу и положил руку на полуистлевшее дерево крышки. Ощупал ее. Там, где крышка соединялась с гробом, оказалась небольшая щель. Запустив в нее пальцы, с усилием потянул крышку вверх.

Усилия не понадобилось: крышка легко поднималась. Я еще раз бросил взгляд на окружающих – все по-прежнему наблюдали за укладкой трубы. Одним движением приподнял крышку и сдвинул ее на край гроба. В бьющем сверху луче прожектора стали видны останки человека. Этим человеком был Терентий Осипович. Я узнал его сразу.

Прилипшие к черепу седые волосы. Торжественный мундир, почти не тронутый тлением. Таким, собственно, он был и при жизни. Отсутствовал, правда, нос, и на месте глаз зияли две черные дыры, но в остальном Терентий Осипович был похож на себя. Какое-то мгновение я ждал, что он призовет меня идти бестрепетно, но потом заметил, что у него нет и рта.

Настя в больнице.

Иннокентия к ней сегодня не пустили, велели прийти завтра. Он позвонил мне, сказал об этом. А еще попросил меня найти описание аэроплана “Фарман-4”.

Спрашиваю:

– Зачем?

Он:

– А пусть будет, мы ведь восстанавливаем всеобщую картину прожитого. Прибавьте это к прочим нашим текстам.

Прибавляю, это не сложно. Раскрыл энциклопедию и пишешь.

Но. Чувствую себя неуютно. Не знаю, стоит ли поддерживать такие начинания.

Ладно… Будем считать, что всё нормально.

Итак, “Фарман-4”, биплан – с двумя парами крыльев. Двухместный. Выпускался в 1910–1916 годах. Двигатель – 65 лошадиных сил, винт диаметром 2,5 метра. Весил 400 кг, был способен поднимать 180 кг. Фюзеляж делали из сосны, крылья и рули были обтянуты кремово-желтым полотном. Sehr raffiniert[13]. На “Фармане” летал Фролов (звучит, как стишок). На нем, к сожалению, и разбился.

Зачем я всё это пишу, не знаю. Непросто это делать. И всё же проще, чем писать о результатах анализов Иннокентия.

Писал вчера ночью, пока прямо за столом не заснул. Мне снился аэроплан Фролова. Во сне я даже название его вспомнил: “Фарман-4”. Вот ведь память – даже четверку сохранила, кто бы мог подумать! Снилось, как его самолет разбегается по аэродрому, а взлететь – не взлетает. Авиатор видит, как под его ботинками трава, цветы, листья какие-то – всё сливается в темно-зеленую массу. Может, и лучше было бы, если бы не взлетел-то… Ехал бы себе и ехал – чем плохо? Подпрыгивал бы на кочках, подрагивал бы крыльями.

Только ведь не таким мы его любили.