— Точно! — пробормотал Пуаро.

Дворецкий смущённо кашлянул.

— Её милость, — пробормотал он, — иногда бывает чересчур поспешна в своих суждениях.

— Так, значит, вся прислуга придерживается мнения, что убийство совершил молодой мистер Леверсон?

— Ни одному из нас не по душе думать такое о мистере Леверсоне, — заявил Парсонс. — Мы… если уж говорить начистоту, то нам кажется, что у него попросту кишка тонка, чтобы совершить такое страшное дело.

— Но ведь у него довольно вспыльчивый характер, разве не так? — удивился Пуаро.

Парсонс доверительно склонился к нему.

— А уж коли вам так хочется знать, у кого в этом доме самый вспыльчивый нрав, то…

Пуаро перебил его.

— Ну, ну это-то как раз довольно просто! — воскликнул он. — А я бы хотел знать совсем другое — у кого в этом доме самый покладистый характер?

Парсонс вытаращил глаза и, приоткрыв от удивления рот, уставился на Пуаро.

Пуаро решил, что нет смысла больше тратить времени на дворецкого. Отвесив ему ещё один комичный поклон, он покинул комнату и прямиком направился в просторный холл Мон-Репо. Здесь он несколько минут постоял в задумчивости, склонив набок голову, словно забавная маленькая пичужка, а потом, услышав едва заметный звук, бесшумно направился к одной из дверей, которые вели в комнаты.

Он замер в дверях, настороженно озираясь по сторонам. Перед ним было нечто вроде небольшой библиотеки. За огромным письменным столом в дальнем её конце сидел худощавый, бледный молодой человек и что-то торопливо писал. Щёки у него были болезненно впалые, на носу красовались очки.

Какое-то время Пуаро незаметно наблюдал за ним, а потом, весьма натурально кашлянув, прервал тишину.

Молодой человек за столом перестал писать и поднял голову. Похоже, он не испугался, но на лице его при виде Пуаро отразилось некоторое замешательство.

Тот бочком вошёл и отвесил свой обычный поклон.

— Я имею честь говорить с мистером Оуэном Трефузисом, не так ли? Ах, простите, меня зовут Пуаро, Эркюль Пуаро. Возможно, вам знакомо это имя?

— О-о-о, да… да, конечно! — вспыхнул молодой человек.

Пуаро внимательно рассматривал его.

На вид Оуэну Трефузису можно было дать года тридцать три, и детектив с первого же взгляда понял, почему никто не принял всерьёз обвинение, выдвинутое леди Аствелл против несчастного секретаря. Перед ним сидел сдержанный, чрезвычайно учтивый молодой человек, на вид кроткий как овца. По всему было ясно, что это как раз тот тип человеческого существа, которому при случае можно безнаказанно дать пинка. Пуаро не сомневался ни минуту, что злополучный секретарь не из тех, кто может выйти из себя, вспылить или хотя бы дать понять, что ему что-то неприятно.

— Насколько я знаю, за вами посылала леди Аствелл, — пробормотал тот. — Она не раз упоминала, что собирается это сделать. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Он был чрезвычайно вежлив, однако без малейшего подобострастия. Усевшись в предложенное ему кресло, Пуаро мягко сказал:

— А леди Аствелл когда-нибудь упоминала при вас о своих подозрениях?

По губам Оуэна Трефузиса скользнула лёгкая улыбка.

— Насколько я знаю, — ответил он, — подозревает она как раз меня. Глупо, конечно, это, но так оно и есть. С тех пор, как убили сэра Рубена, она и изо всех сил старается меня не замечать, а стоит нам случайно столкнуться в коридоре, так она прижимается к стене, чтобы случайно не коснуться меня, будто я прокажённый.