— Александр Юрьевич… — заводит прежнюю песню горничная.

— Я вот понять не могу, — почти что взрываюсь, — на кой черт вы так настойчиво пытаетесь затащить меня в комнату? Ничего приятного там не ждет ни вас, ни меня.

Она поправляет воротник строгого платья и рапортует, как генералу:

— Хочу, чтобы вы прилегли. Вам нужно растереть спину. Судя по всему, вы ее потянули. Хотя для более точного диагноза я рекомендовала бы вам вызвать на дом врача.

— Только если он придет с медсестрой.

— Я расцениваю это как согласие, Александр Юрьевич. Поэтому… — Она делает жест рукой в сторону лестницы, и теперь я чувствую себя пленником, которого ведут на расстрел.

«Интересно, — думаю, пока ползу вверх, — может, сегодня день ВДВ? Ну или другая известная дата, о которой стыдно забыть, и потому подсознание целое утро подкидывает мне эти ассоциации на военную тему?»

— Еще шаг, — раздается сзади команда. — Еще один — ну же!

То, что Маргарита Аркадьевна идет позади, — хорошо, держит в тонусе. Все же упасть на женщину я не смогу, буду и дальше пыхтеть. Но какого черта мне в спину дышит всклокоченный?

— Емеля, если тебе нечем заняться и хочется досмотреть это Коперфильд-шоу, лучше встречай наверху, — буркаю я. — Будешь махать приветственными флажками!

— Я Есений!

— Не беси меня, Евграфий. А то я решу, что страдаю деменцией, перечитаю контракт, чтобы проверить, и как знать, может, захочу там что-то подкорректировать.

Он тут же взлетает вверх, чем бесит меня еще больше. А я, стиснув зубы, ползу под предводительством горничной и стараюсь на него не смотреть.

Кое-как доковыляв до комнаты, получаю награду — таблетку, которая должна быстро помочь. И даже водичку мне подают, ту самую, до которой я не мог дотянуться. Пью жадно, много, и уже от этого становится легче.

— Вот видите, — торжествующе говорит Маргарита Аркадьевна. — Вы уже полюбили воду без газа!

— Я просто пытаюсь протолкнуть таблетку побыстрей и подальше.

Радуюсь своей предусмотрительности — рубашку не застегнул, и поэтому она так легко задирается. Снять тоже можно, но это лишние движения.

— Полежите минутку, — предлагает мне горничная, — я схожу за мазью. Она вас быстро на ноги поставит! Но врача я тоже вызову, не надейтесь!

Я лежу. Боли нет. Я согласен на все. Перед глазами лежит мой смартфон, благосклонно скидываю звонки. Раз так активно трезвонят — значит, уже напортачили. Пусть отдохнут, пока я тут при смерти. Оживу — разберусь.

— Ну вот и все, я сейчас…

Даже карканье горничной кажется милым. Помогает сосредоточиться, например, потому, что ты не заслушиваешься. Сирена из нее так себе, но кто бы подумал, что выйдет такая заботливая сестра милосердия.

Осторожно так водит ладонями по спине, со знанием дела. Расслабляет. Закрываю глаза и неохотно открываю один, когда опять звонит мой смартфон. Правда, он уже не у меня на подушке, кто-то убрал его в сторону.

— Емеля…

Щелкнув пальцами, получаю смартфон. Принимаю вызов. А потом меня осеняет. На руке, которая мне подала телефон, ногти были накрашенными! Резко обернувшись, вижу, что горничная стоит чуть поодаль и держит в руках баночку с кремом, а надо мной склонился Емеля. И он-то и растирает меня так старательно.