После ухода Малака она долго стояла на одном месте. Внутри ее образовалась пустота. Словно Малак не просто произнес все слова, а вынул из нее душу.

Шона не знала, сколько так простояла. Она огляделась по сторонам. Гостиная. Зачем в этом дворце столько гостиных? А в этих покоях зачем столько гостиных? Зачем четырехлетнему мальчику столько помещений для приема гостей? Слабая попытка разбудить в себе раздражение не увенчалась успехом. Стены комнаты были украшены гобеленами, повсюду были разбросаны подушки, которые использовались для сидения. Мозаичный пол покрывали узорчатые ковры. Всю дальнюю стену занимало зеркало в золотой раме, отделанной драгоценными камнями.

Шона перевела взгляд на свое отражение. Она видела, что ее грудь учащенно вздымается и опадает. Она видела, как на щеках играет слабый румянец, который свидетельствует о крайней степени ее волнения. Хотя волнение – это слабо сказано. Шоне казалось, что ее сознание вот-вот поглотит беспросветный мрак. Что она рухнет замертво. Однако она не позволила себе упасть. Она сохранила ясность мысли. И нахмурилась, глядя на свое отражение.

Да, она пыталась привыкнуть к этой новой версии себя самой. Пыталась изо всех сил. Она старалась смотреть на себя глазами Майлза. Только у нее ничего не получилось. Никакая она не принцесса. И нет никакой сказки. Просто она, вероятно, на время лишилась рассудка и вообразила, будто ее история может закончиться по-другому.

Шона хорошо знала женщину в зеркале. Она знала, что главное в ней – не форма ее лица или то, как сидит на ней очередное роскошное платье. Главное – что она улыбалась поутру после долгой ночи с Малаком. Что в ней зародилась надежда. Что в ее глазах появился огонь. Что она чувствовала себя счастливой.

Как она могла позволить себе расслабиться? Забыть, что напасти всегда поджидают рядом и готовы обрушиться на голову? Вообразить, будто на этот раз конец будет счастливым?

– Все по-прежнему, – прошептала она себе. – Ничего никогда не бывает по-другому.

Шона услышала, как ее зовет Майлз, и приказала себе собраться. Она разгладила руками платье и придала лицу веселое выражение. Она понимала, что не имеет права капитулировать перед тем чувством утраты, что разбило ей сердце. И ведь в этом ей некого винить, кроме себя самой.

Вторую часть дня Шона провела с Майлзом. Внешне она держалась спокойно, но в голове у нее все крутились слова Малака. Неужели он и в самом деле запрет ее в какой-нибудь крепости? Неужели во всем, что сейчас происходит с ней, виновата она одна? Неужели она действительно все выдумала – все то хорошее, что постепенно обретало четкие очертания в отношениях между ними?

У Шоны не было ответов на эти вопросы. Но они продолжали крутиться у нее в голове, и от этого она чувствовала себя больной.

Когда пришла Ядира и с вежливой улыбкой – иногда Шоне хотелось любыми средствами содрать эту улыбку с ее лица – сообщила, что король этим вечером ужинать во дворце не будет, Шона не удивилась. Да, новость подействовала на нее как удар под дых, но не удивила.