Малак шел по дворцу, все ускоряя шаг и не обращая внимания на слуг и придворных, которые расступались при его приближении. Не остановился он и когда оказался в покоях Шоны. Толкнув дверь в комнату Майлза, он увидел, что Шона играет с сыном на балконе.

Малак замер на пороге, наблюдая за ними. Его сердце бешено стучало.

Возможно, отец и не сожалеет о том, что он сделал ради любви, а вот Малак сожалеет о поступках отца. Потому что теперь он вынужден расхлебывать последствия выбора отца. Выбора отца, матери и брата.

У любви есть последствия. Любовь губительна. Как может отец не видеть всего этого после случившегося?

И как может он, Малак, видеть в любви что-то еще?

Шона будет его королевой. Они оба будут любить Майлза той любовью, которую заслуживает любой ребенок. Они уже его любят.

А вот всей той чепухе про любовь, с которой носится Шона, нужно положить конец. Потому что он знает, к чему все это может привести. Пусть у них будет то, что уже есть. Секс. Веселье. Майлз и другие дети. Пусть у них будет здоровое партнерство, а не та пытка, в которую любовь превратила жизнь родителей. Не нужна ему никакая любовь. У него есть королевство, чтобы править, а значит, ему нужна стабильность.

Малак так глубоко погрузился в размышления, что не заметил, как Шона поднялась на ноги и подошла к нему. Он в очередной раз восхитился ее красотой. Она была прекрасна, особенно когда смотрела на него с легкой тревогой, и Малака тянула к ней непреодолимая сила. Он как мог сопротивлялся этому притяжению, но уже понимал, что опоздал. Что он такой же глупец, как брат и отец.

Правда, в отличие от них, он не обязан подчиняться своим чувствам. Не обязан губить себя и свое королевство из-за притяжения женщины.

И не будет, черт побери!

– Что-то случилось? – спросила Шона.

– Ничего не случилось, – мрачно буркнул Малак.

Он дернул головой, молчаливым жестом приказывая Шоне следовать за ним и оставить Майлза на попечении нянек. К его радости, Шона не стала спорить и пошла за ним.

– Как я говорил, нам предстоит праздновать свадьбу. Торжества будут пышными, как и подобает правителю этих земель.

– Прямо-таки средневековье.

– Это целесообразно, – заявил Малак. – Послушай, Шона… – Он замолчал и остановился. Гостиная, полная вышитых подушек и низеньких столиков, мешала ему думать о чем-то другом, кроме как об обнаженной Шоне, возлежащей на этих подушках. – Я запрещаю тебе впредь говорить со мной про любовь. Я считаю это оскорбительным.

Шона удивленно захлопала глазами. Затем рассмеялась, как будто он сказал что-то смешное.

– Что? Ты считаешь это оскорбительным?

– Это приказ. – Малак попятился, когда Шона потянулась к нему. Плевать, что она расстроилась, сказал он себе. Уж лучше так. – Много лет назад существовал обычай запирать королеву в дальней крепости. Так исключали вероятность того, что ее могут использовать против государства. Не вынуждай меня к подобным мерам. Если ты не подчинишься, мне придется так поступить.

– Ты хочешь… запереть меня? – ошеломленно проговорила Шона. Она задыхалась, как будто ее ударили в солнечное сплетение. Малак ненавидел себя за это. – В крепости? – Она помотала головой. – Малак, я не понимаю, о чем ты говоришь.