Раздался звонок, собака продолжала лаять. Я поспешила по бесконечному коридору открыть дверь и в холодном свете уличной лампы увидела в дверном окошке Бабетт.

— Привет. Михел сказал, что ты здесь…

Она потерла замерзшие руки и стала дышать на пальцы. Я открыла дверь и вышла на улицу.

— Что ты не спишь? Заходи, я поставила чай. Выпьешь, согреешься…

Бабетт обхватила ладонями чашку и стала осторожно дуть на чай. Она сидела на краешке дивана, уставившись прямо перед собой, и всхлипывала. Я едва осмеливалась поднять на нее глаза, мне было стыдно за свою трусость, за то, что была бессильна помочь подруге в горе. Я боялась, что скажу что-нибудь не то, боялась быть слишком настойчивой, а в то же время чувствовала вину за то, что разговаривала с ней слишком мало и держала дистанцию. В качестве компенсации за это я старалась освободить ее от любой работы: стирала ее белье, гладила одежду, готовила массу всякой еды, укладывала ее мальчиков спать, набирала для нее ванну, заправляла постель и помогала с устройством похорон. Свою собственную работу я на этот месяц забросила.

— Ну как ты? — Я протянула ей носовой платок, и она высморкалась.

— Да нет, все хорошо. Я считаю, все-таки это подлость со стороны Ханнеке… После всего, что произошло. Поэтому я и приехала сюда. Чтобы сказать ей все, что о ней думаю, когда она придет домой.

— Я тоже не понимаю. На нее как-то все сразу навалилось. Она много выпила, не выспалась… Мы все сейчас расстроены, мучаем себя вопросами, могли ли помочь Эверту, не виноваты ли косвенно в его смерти.

Бабетт выпрямилась и бросила на меня ошеломляюще яростный взгляд. Тушь потекла под ее карими глазами.

— Да ладно, Карен. Ты же знаешь, почему Ханнеке так себя ведет!

Меня испугало раздражение в ее голосе и ее предположение, что я все знаю о Ханнеке, и поэтому Бабетт сомневается в моей искренности.

— Нет, правда, я понятия не имею! Я не знаю, почему она рассердилась. Она считает, что мы лицемеры, как она говорит. Насколько я понимаю, тебя она к нам не причисляет. Я думаю, она считает, что мы мало встречались с Эвертом, когда у него была депрессия, что мы проявляем интерес друг к другу только тогда, когда дела идут хорошо. И тому подобное.

— Если уж кто-то и несет ответственность за то, что произошло, так это она сама.

Голос Бабетт сорвался, как будто горло ее внезапно сжалось.

— Что ты имеешь в виду?

Она взяла мою руку и стала перебирать пальцы. Из глаз у нее закапали черные от туши слезы.

— У Ханнеке был роман с Эвертом.

— Что ты говоришь!

— Уже полгода.

— А как ты узнала?

— Мне рассказала Анжела. Она видела их вместе. Они гуляли в дюнах, страстно обнявшись.

Друф положил тяжелую голову ей на колени и стал смотреть на нее. Бабетт погладила его шоколадную шерсть.

— Идти в обнимку еще не означает роман.

— Он сразу же признался, когда я приперла его к стенке.

— О Боже.

— Я не знаю, что она с ним сделала, но все беды начались с нее, это точно. Его болезнь еще больше усилилась из-за их романа, а когда он закончился, это его совсем сломило.

— Полиции это известно?

— Нет. Какой смысл? Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Тебе я сказала, потому что ты моя лучшая подруга. Анжеле я тогда наврала, что все выяснила, между ними ничего не было, что они просто по-дружески гуляли в дюнах. Иво тоже в курсе, мы с ним решили держать это в тайне. Это же такое унижение. Надо думать о детях.