– Улыбнитесь, молодые люди, – фотограф на миг перестал колдовать над своей аппаратурой.

– Ага. Дэй, распусти волосы.

– Если тебе так нравится…

Щелкнул затвор фотоаппарата, перенося на плотную бумагу яркие мазки осенней листвы, стену старинного дома и наши лица. Как будто часы на миг остановились – и снова пошли.

– Рин, мы давно хотели с тобой поговорить.

Тааак… Все неприятности обычно начинаются с этой фразы. Я аккуратно отставила тарелку в сторону. Интересно, все родители в мире предпочитают начинать Очень Важные Разговоры за ужином, чтобы оголодавший отпрыск не сумел отвертеться?

– Что это за юноша, который тебя иногда ждет во дворе? – подчеркнуто нейтральным тоном спрашивает отец. Ради Очень Важного Разговора он даже отложил газету, которую обычно листает за столом. Мама его регулярно за это отчитывает, но все как об стенку горох. Ясно, будет воспитывать.

– Это Дэй, – также небрежно отвечаю я. – Помните, я помогала ему? Вот он и пришел поблагодарить.

– Но госпожа Кери говорит, он приходит каждые выходные.

А еще сосед с первого этажа не иначе как взятки на работе берет – потому что машину купил, а рабочие, когда укладывали асфальт перед домом, под каток плюнули и точно сглазили все дело, так что после зимы перекладывать придется. Одним словом, госпожа Кери, профессорская вдова из квартиры над нами, старая, как мир, и вредная, как сказочная ведьма, – тот еще источник информации. А вот поди же ты, раз в год и она может углядеть что-то важное и всерьез подгадить.

– С каких это пор госпоже Кери есть дело до меня?

Интересно, где соседка могла нас заметить и что успела увидеть? По всему выходит, что только позавчера, когда Дэй на прощанье поцеловал меня у подъезда. На улице ее не было, получается, наблюдала из окна. Стало немного легче – значит, о нашем сходстве она ничего не знает. Если что и успела разглядеть, то только черные длинные волосы и потертую кожанку Дэя. Под эти приметы подходит половина парней по всей стране. Дэй говорил, что кожаные мотоциклетные куртки являются своего рода уличным шиком, а волосы в черный красит каждый второй, не считая каждого третьего.

– Ну, ей же делать нечего, – мама предчувствует надвигающуюся грозу и спешит вмешаться, – вот она и смотрит целыми днями в окно.

Угу. А потом сплетничает. Мысленно прикидываю расстановку сил. Папа сейчас – однозначный противник, он уже настроен против Дэя, никакие слова его не убедят. А вот маму можно попробовать перетянуть на свою сторону.

– И чем же занимается твой новый знакомый? – отец помешивает ложечкой в стакане с чаем. Часы на бомбе тикают, можно отсчитывать секунды до взрыва.

– Недавно приехал в город. Работает на строительстве, – не ты ли, пап, учил меня уважать человека труда?

Врать нельзя ни в коем случае, ложь наслаивается, как культурные слои на археологическом раскопе, и неизбежно тянет за собой другую ложь. Врет тот, кому есть чего стыдиться. Мне – нечего.

– Что-то он слишком молод для выпускника строительного училища. – А вот это вопрос-провокация, папа, – Или он сезонник?

– Сезонник, – помимо строек Дэй работал на уборке урожая, в автомастерских, подсобным рабочим на складе, официантом в придорожных кафе, заправлял машины, красил стены, убирал мусор. Честно говоря, я до сих пор не понимаю, как столько всего можно уместить в четыре года жизни.