Преображенцу сразу не понравились жадные взгляды, которые мужчина бросал на Настю. К концу первой перемены блюд кавалер что-то спросил, девушка тихо ответила, и мужчина позволил себе якобы случайно прикоснуться к её пальцам. Настя отдернула руку и строго посмотрела на нахала, а Григорий явственно скрежетнул зубами. Волк внутри просто оскалился. Впрочем, среди всеобщего шума, это осталось незамеченным.

Ужин все длился и длился, кавалер не отходил от Насти, и Белову оставалось лишь наблюдать за этим. В какой-то момент, девушка вновь бросила на гвардейца задумчивый взгляд, и заметив, что он злится, упрямо вскинула голову, после чего начала общаться со своим соседом более приветливо.

Григорий помрачнел еще больше, зверь в груди бесновался, волку явно хотелось вонзиться зубами в глотку нахала.

Наконец, государыня закончила трапезничать и встала, все тотчас же повскакивали со своих мест. В окружении свиты, Елисавета Петровна направилась аккурат к дверям, где стоял Белов, намереваясь перейти в купеческий зал, где уже расставляли столики для карточных игр.

Проходя мимо гвардейца, государыня бросила понимающий взгляд, полный веселья.

– Что, Гриша, зубы стиснул? Смотри, уведут невесту-то, – проронила она так, что услышал лишь сам преображенец да еще Рассумовский, шедший рядом с императрицей.

Алексей Григорьевич с удивлением взглянул на Белова, но Елизавета Петровна, шурша юбками, уже вышла из столовой, и фаворит поспешил за ней.

Следом за ними потянулись и остальные. Проходя мимо жениха, Настя невольно взглянула на него, но Григорий сделал вид, что и не заметил её. Лишь когда все вышли, лакеи распахнули боковые двери, и в столовую вошли те, кто был лишен чести ужинать с императрицей. Комната вновь наполнилась шумом. Желая успеть на карточную игру, придворные ели стоя, торопливо запихивая в рот остывшие яства.

Впрочем, на это Белов уже не стал смотреть. Сдав пост семеновскому полку, преображенцы ушли в офицерскую, где им уже накрывали стол.

– Ну что, господа, поздравляю, отстояли пост! – Васильев первым сел за стол и разлил по бокалам красное вино, – Бургоньское! Елисавете Петровне франкский посол подарил. Гриш, а что тебе государыня в дверях шептала? Рассумовский аж глаза выпучил от удивления?

– Да так, – отмахнулся Григорий. – Ерунда все.

– Смурной ты какой, – заметил второй приятель, Зубов. – Случилось чего?

– Нет, – Белов привычно протянул руку за бокалом, сделал глоток, и тут же сплюнул. – Вот кислятина!

– Гриш, ты чего? – попытался обидеться Васильев. – Дармовое же, франкийское.

– Оно и видно, что дармовое! Вечно эти басурмане экономят! Хорошо еще, что жаб в подарок не привезли!

– Каких жаб?

– Которых жрут вместе со слизняками, – охотно пояснил Григорий, наслаждаясь отвращением на лицах приятелей. – Мне батюшка сказывал, он же в Соробоне науку по указу Петра Великого постигал. Сильно потом на франкскую кухню ругался. Суп, сказывал варят: луковица на ведро воды и хлеб покрошить.

– Это еще как? – возмутился Зубов.

– А вот так. А соусами тухлятину заливают.

– Дикий народ! – Васильев отпил из своего бокала, поморщился и отставил. – И вправду кислятина!