– Через ворота… толку-то… – пробурчал тот. – Наверняка убег твой волкодлак к воде.

– Может, по берегу пойти? Где-то ж вылезет? – предложил Григорий, с тоской вглядываясь в кромку залива, над которой уже начинала расползаться розовая полоса рассвета.

– А как по отмелям и до Питерсбурха пошел? – Бутурлин махнул рукой. – нет, Гриш, опять он нас провел… Давай обратно… когда пост сдашь, приходи, покумекаем, как этого зверя ловить.

– А… – преображенец заколебался. – Иван… он…

– Уходил я, Ванька жив был… сколько протянет – не знаю… вся грудь разодрана, но дышал… Ему бы ведьму сильную, яд из крови вытравить. Да где ж ее взять… Анна Михайловна моя в Питерсбурхе. Я, конечно, за ней пошлю, но сам понимаешь…

– Понимаю. Пойдемте, Александр Борисович, мне посты проверить надо.

В тяжелом молчании оба направились обратно ко дворцу.

Остаток дня Настя просидела во фрейлинской. Гнев от разговора с Беловым сменился стыдом, и девушка уже жалела, что затеяла разговор с гвардейцем.

Каждый звон колокольчика заставлял нервно вздрагивать. Новоявленная фрейлина боялась, что Головина догадается, кто виновница всех бед, и пожалуется Елисавете Петровне.

Наконец Дарья известила, что государыня изволила отправиться в Монтплезир, почивать перед ужином.

– Наконец-то! – выдохнула Варя. – Поздно она сегодня.

– У нее посол франкийский… как начал носом шмыгать, да про свою простуду рассказывать, так и не отлип. Даже провожать пошел, – фыркнула Даша. – Алексея Григорьевича с досады аж перекосило!

– Не дай Бог, попадется кто под руку, – вздохнула Варвара. – Помнишь, как он егеря своего кнутом исхлестал, когда по зайцу промазал?

– Может, франк еще отстанет. Елисавета Петровна отваживать умеет! – Дарья взглянула на притихшую Настю, – Настасья, а ты чего затаилась?

– Да так… странно все, – солгала та, не желая посвящать фрейлин в свои дела. – Голова кругом идет.

– Ничего, привыкнешь! – отмахнулась Варя. – Я по первости тоже робела. Все больше в углах сидела, на государыню глаз не поднимала, потом пообвыклась. Да ты не бойся, Елисавета Петровна только с виду сурова!

Настя только улыбнулась в ответ на признание фрейлины. Для нее самой императрица представлялась слишком грозной и могущественной фигурой. Императрица уже доказала, что легко может изменить судьбу своей подданной, и теперь девушка надеялась лишь на то, что вскорости уедет подальше от двора и мирской суеты.

Елисавета Петровна проспала до самого ужина. Вернее, ужин подали лишь тогда, когда государыня проснулась и изволила нарядиться.

Платье пришлось менять три раза. Первое было слишком пышным, второе – слишком расшитым золотыми нитями. Наконец, государыня выбрала розовое, с пеной кружев на рукавах.

Причесывала императрицу Дарья. Она мастерски уложила светлые локоны и скрепила их гребнями с эмалью и драгоценными камнями.

Рассумовский, развалившись в кресле, наблюдал за прихорашиваниями царственной любовницы. Настя слышала, что многие знатные дамы по подобию стран европейских пускают в будуары мужчин, но все равно девушке было неловко от того, что мужчина находится в комнате и смотрит на полураздетую государыню.