— Надежный человек?

— Доверяешь ли ты себе, Юшка Соловей, уж не хочешь ли ты выдать сам себя?

— К чему это говоришь?

— Скорей Юшка выдаст сам себя, чем выдаст его Флегонт.

— Скажи, уж не тот ли это кузнец?

— Да. Он ушел от закона, с каторги. Закон сделал его зверем. Его можно убить, принести голову, и за нее дадут деньги.

К концу пути Юшка Соловей не мог нести свое ружье, и его нес Охотник. Рана начинала загнивать, надо было остановиться и дать человеку покой. Но где остановиться? В глухой тайге? Когда с деревьев падает лист, моросит зябкий дождь и скоро придет зима?

Как-нибудь дотащиться до Флегонта, там будет тепло и покой. Там не найдет ни казак, ни стражник.

Сидели у костра. Охотник жарил убитую птицу, Юшка грел то грудь, то спину. Его знобило. Плутон беспокоился и порывался бежать в лес.

— Плутон, что с тобой? — спросил Охотник.

— Чует кого-то.

— Медведь разве около ходит, здесь их много.

— А если человек?

— Может, и человек. Плутон, иди! — Охотник послал пса.

Плутон бегал долго, был слышен его далекий лай. Ему отвечал какой-то пес. Лай стал ближе, Плутон бежал к костру.

— Приведет он кого-нибудь, — забеспокоился Юшка.

— Иди в сторону, спрячься за камни.

Юшка взял ружье и ушел. Лай становился все громче, потом послышались треск валежника и голос человека, который успокаивал разволновавшегося пса.

Охотник подкинул в костер сучьев и стал ждать. К костру первым подбежал Плутон с радостным визгом, за ним пес, как будто знакомый Охотнику, и последним подошел Флегонт.

— Я ищу тебя, — сказал он Охотнику.

— Вот я иду к тебе. Ложись к костру и отдыхай.

— Мой Дружок давно почуял вас.

— И Плутон также. Я веду Юшку Соловья, примешь?

— Где он?

— Юшка! — позвал Охотник. — Иди, это Флегонт.

Мятежник поздоровался и набил Флегонту свою трубку.

— Закуривай!

Тот взял трубку, дружба была заключена.

Утром все трое двинулись к Кучумовой долине. Впереди маячили черные вершины обступивших долину гор, встречу сеяла холодная осенняя моросень. В сером небе тянулись к югу журавли, лебеди и облака.

Флегонт глядел на улетающие птичьи косяки и беспокоился:

— И мои, чай, улетели. Привык, штука бессловесная, а как улетят, тоска за сердце хватает. К зверю, к птице у меня больше доверия, нежели к человеку: иудства в них нет. В человеке иудства много, вертится около тебя другом, а чуть что — глядишь, обернулся недругом, изменником. Надолго ли ко мне, Юшка?

— До поправки.

— А потом бросишь меня?

— Брошу. И тебе нечего в норе сидеть. Выходи подымать каторжников и голытьбу.

— Я, пожалуй, там останусь.

— Что так?

— А вот когда тебе аль кому другому потребуется надежный скрадок, я и пригожусь.

— Хорошо, тоже большое дело.

Из синего марева ясней выступали горы, можно было различить отдельные шиханы и одинокие сосны на вершинах.

— Туда, Флегонт?

— К ним, Юшка.

Мятежник повеселел, он увидел конец своему мучительному пути.

— Золото там водится?

— Я за ним не охочусь, цены для меня оно не имеет. Соль дороже золота, — ответил Флегонт.

— Бывает, знаю, — согласился Юшка.

И вся Кучумова долина, и особенно убежище Флегонта понравились мятежнику своей сокровенностью, неприметностью.