Брекин – мой первый и пока лучший университетский друг. Он вырвался из техасского захолустья и, по невероятному совпадению, во-первых, гей, во-вторых, мормон. Такое захочешь – не придумаешь. Еще он умница и книгоголик, вроде Осени. Я запал бы на него, только свободных мест у меня в сердце нет.

– Короче, суббота вышла неплохая. А ты чем занимаешься?

– У Дикона вчера была гонка, она и съела весь день.

Дикон. Ее новый бойфренд и, похоже, звезда местной гребной команды.

Отрицать бесполезно – червячок ревности во мне шевелится. Да нет, парень вроде классный – ирландец и от Осси без ума, так что он заочно мне нравится. На прошлой неделе он даже эсэмэску мне прислал – спросил, что лучше подарить Осси на день рождения. Лучшего друга подключил, молодец!

– Я соскучился по тебе, – говорю я.

– А я по тебе.

Мы выясняем, кто когда приедет домой на День благодарения, договариваемся созвониться через неделю и целуем-обнимаем друг друга и отсоединяемся.

Минут через пятнадцать начинается хандра, но вскоре на пороге комнаты появляется Брекин с фрисби.

– По кому тоскуешь на этот раз?

Однажды вечером у меня в комнате состоялся марафонский просмотр сериала «Во все тяжкие»[68] под водку с тоником, и теперь Брекин знает все.

– По обоим.

Брекин машет фрисби.

– Пошли на улицу! Погода классная.

Действие высших сил я ощущал несколько раз в жизни. Первый раз, когда мне было шесть, а Хейли три. Это мое первое четкое воспоминание. Все более ранние – расплывчатые: как кидаюсь спагетти, как вечером смотрю в потолок, пока мама или папа читает мне книжку, но то происшествие отпечаталось в памяти с мельчайшими подробностями. Мы с мамой и Хейли поехали в универмаг «Ти-Джей Макс». Забитые вещами стойки располагались близко-близко друг к другу – между ними не протиснешься, не задев что-то шерстяное, шелковое или джинсовое.

Глупышке Хейли хотелось играть, и пару раз она пряталась среди вещей, которые рассматривала мама. А потом исчезла. Как сквозь землю провалилась. Минут десять мы, паникуя все сильнее, носились по универмагу, звали ее, выворачивали наизнанку каждую стойку, каждую полку, каждый кронштейн. Безрезультатно. У мамы началась истерика. У меня тоже. Тогда впервые в жизни я закрыл глаза и взмолился: пусть сестренка найдется! Обращался я не к человеку, не к какой-то силе, а скорее к будущему. Парой недель раньше я выучил слово «похищение», и оно взбаламутило мне мозги настолько, что насильственный увод мерещился мне сплошь и рядом.

Горячую просьбу я повторял снова и снова – пусть она найдется, пусть она найдется, пусть она найдется, – и мне полегчало. Наверное, поэтому много лет спустя я понял Себастьяна, когда тот сказал, что ему помогает молитва. Тогда я чувствовал свое бессилие, но верил в силу своих добрых намерений, в то, что они повлияют на происходящее с сестренкой.

Никогда не забуду охватившее меня спокойствие. Беззвучно повторяя свою просьбу, я обнял маму, и мое спокойствие передалось ей. Перепуганные продавщицы сновали туда-сюда, обыскивая закутки и подсобки, секьюрити перекрикивались по рации, а мы стояли, старались мерно дышать и надеялись, что Хейли где-то рядом. Мы так и стояли, когда из-за пыльной стойки с надписью «РАСПРОДАЖА» в глубине магазина вынырнула сестренка. «Хейли победила!» – завопила она, сияя от гордости.