Первое воскресенье октября. Я звоню Осси в обычное время – в одиннадцать утра. Поначалу мне всегда больно: знакомый голос как ножом режет. Странно, но с Осенью прощаться было тяжелее, чем с родителями и Хейли. Временами я страшно жалею, что не открылся ей раньше. У нас обоих появится кто-то еще, но друг для друга мы стали первыми наперсниками, первыми отдушинами. Что бы мы ни говорили и ни обещали, дальше все будет иначе.

– Боже, Таннер, повиси на трубке, я письмо тебе прочитаю!

Вот так Осень начинает разговор – с места в карьер. Я пикнуть не успеваю, а она уже откладывает телефон, вероятно чтобы взять свежее послание Понтали.

В соседки Осси досталась пафосная кривляка Натали, которая забрасывает ее пассивно-агрессивными записками с жалобами на шум, бардак, отсутствие общей зубной пасты и число ящиков в шкафу, которые «захватила» Осень. Прикольный момент: мы оба почти уверены, что Натали, решив, что Осси спит, начинает мастурбировать. Прикол реально пустой, но меня приколол так, что я затребовал кучу подробностей, прежде чем согласиться с теоретическим обоснованием.

Телефон Осси по чему-то чиркает, и она возвращается с бодрым «господибожемой!».

– Хорошее письмо?

– На сегодняшний день – лучшее! – Осси делает глубокий вдох и, смеясь, выдыхает. – Я же рассказывала тебе, что в начале этой недели Понтали приболела?

Едва помню то сообщение: переписываемся мы активно.

– Угу.

– Вот, началось все с этого. Значит, так… «Дорогая Осень! Еще раз спасибо, что принесла мне завтрак. Я же тогда совсем расклеилась! Писать о таком – черная неблагодарность, но мысли не дают покоя, значит, нужно их излить…»

– Господи! – потрясенно восклицаю я и посмеиваюсь, предчувствуя, к чему идет дело.

– «…и вилка, и тарелка были грязными, в крошках. „Она так нарочно?“ – подумала я тогда. Надеюсь, что нет. Да, порой я капризничаю, но мне хочется, чтобы мы с тобой навсегда остались близкими подругами…»

– Девушку серьезно глючит!

– «…вот я и решила спросить прямо. В общем, знай, что я все заметила, и если ты поступила так нарочно, это гадко. Если же это была случайность, прочти и забудь. Ты очень милая. Целую и обнимаю, Нат».

– Осси, без дураков, найди себе другую соседку. – Я тру себе лоб. – Рядом с Понтали мой Райкер просто душка!

– Не могу! У нас тут некоторые меняют комнаты, и это полный гемор.

– А с Понтали не гемор?

– Гемор, – соглашается Осси, – но с налетом сюрности, и в этом реальный кайф.

– Нет, письмо о крекерных крошках я понимаю. Я тебе годами про них трындел. Но жаловаться на грязную посуду, когда ей, заболевшей, принесли завтрак в постель?..

– Типа она в столовке нашей не питается! Заведение то еще.

– Как они смеют?! Это же Йельский университет…

– Да ладно тебе! Как Лос-Анджелес?

– Солнце светит, – отвечаю я, выглянув в окно.

Осси аж стонет.

– Хорошо уик-энд проводишь? Что интересного?

– Вчера наша команда играла против Вашингтонского универа, и мы дружно ходили смотреть.

– Не подозревала, что ты футбол любишь.

– Не по любви это, а по негласным правилам. – Я откидываюсь на спинку стула и скребу подбородок. – Вчера ребята из общаги Хедрик-холл устраивали вечеринку, и я ходил вместе с Брекином.