В финале этого действа очень серьезный и исполненный достоинства Оливер Гарди появился вверху парадной лестницы, держа в руках огромный торт, утыканный горящими свечками. Увы, в таком виде ему удалось просуществовать лишь одну ступеньку – уже на второй он споткнулся, и вся конструкция, включающая торт, свечки и самого Олли в сопровождении диких воплей, рухнула вниз, после чего, пролетев, как в замедленном кино, всю лестницу, приземлилась прямо на обеденный стол, где состоялась дружеская встреча лица Олли с тортом. Далее события развивались следующим образом: не выдержав накала страстей, стол проломился, торт и Олли свалились на пол, на них со стен посыпались картины, затем с потолка на все это упала люстра – и уже сверху приземлились горящие свечки! И вдруг – раз! Картины прыгнули обратно на стены, люстра вознеслась к потолку, торт снова стал тортом, а Олли, пятясь задом, вновь оказался на верхней ступеньке с тортом в руках. Весь его невинный вид словно говорил: ну, мы-то с вами понимаем, что это все была неправда, а вот сейчас я пройду по-настоящему, без всяких там падений и воплей… Внимание! И он снова отправился вниз – уверенной походкой человека, которого всегда окружают шаткие столы, ненадежно закрепленные картины и люстры с дополнительной функцией гильотины…
Альфа Центавра буквально потонула в аплодисментах.
– Ну, когда же, когда вы приедете к нам еще? – спросил я.
– Как только вы почувствуете, что мы вам опять нужны, – сказал Олли. – Когда вам уже невмочь пересилить Беду, когда подступает Отчаяние… Ну что ж, друзья, теперь уж нам точно пора? Кто помнит волшебное слово? Что сказал постовой, когда мы застряли на нашей колымаге прямо посреди улицы?
Стэн и Олли взяли в руки котелки.
– Олли, ты сейчас должен теребить галстук, – напомнил я.
Олли стал теребить галстук.
– Стэн, а ты должен поправить чубчик.
Стэн послушно встряхнул головой.
И тогда, набрав в легкие побольше воздуха, я проорал:
– А ну, валите отсюда, живо, пока я вам штраф не впаял за создание помех на дороге!
После этого, подпрыгивая и нахлобучивая на ходу свои котелки, Лорел и Гарди скрылись из виду.
Не скрою: слезы отпустили нас только на третьей порции бомбейского джина…
Объедки
С весьма недовольным видом Ральф Фентрисс повесил телефонную трубку.
Его жена Эмили, мирно читавшая за завтраком утреннюю газету, подняла глаза и отвела от губ кофейную чашку.
– С кем это ты говорил? – спросила она.
– С Берил, – хмуро пробурчал он.
– С Берил?
– Ты должна ее помнить. Подруга Сэма. Даже, скорее, гражданская жена. В смысле была. Берил… Берил… нет, фамилию не помню.
– А я помню… – сказала Эмили Фентрисс, намазывая на тост масло. – Кажется, ее звали Берил Вероника Глас. Ну да, Вероника… Эй, что с тобой? Голова?
Ральф Фентрисс потрогал рукой свой недовольно нахмуренный лоб.
– Вот ведь не было печали! – проворчал он. – И как только она на нас вышла?
– А что ей надо-то, этой Берил Веронике Глас?
– Нас ей надо, – сказал он, потирая рукой брови.
– Нас? – Эмили отложила свой тост.
– Приглашает нас вместе пообедать.
– Ну и дела!