– И не говори.

– Сколько уже лет-то прошло? Когда Сэм умер, не помнишь?

– Да уже года три назад. Или четыре. Наверное, все-таки четыре.

– А может, мы можем не пойти? В смысле обедать с ней?

– Интересно, как ты это себе представляешь?

– Да… Ну и дела… – вздохнула Эмили Фентрисс.

– И чего они мне названивают? – проворчал Ральф Фентрисс, усаживаясь за столик в ресторане. – Какие-то бесконечные бывшие, старые подружки дочерей и их любовники, чокнутые поклонники, не очень близкие приятельницы, друзья друзей и родные знакомых… Вот скажи: что мы с тобой вообще здесь делаем? Где эта Берил?

– Если я правильно помню, – сказала Эмили Фентрисс, которая между делом допивала уже второй бокал шампанского, – она никогда не отличалась пунктуальностью. А по поводу того, почему все тебе названивают, так это потому, что ты всегда отвечаешь на приглашения.

– Но я же не могу просто бросить трубку!

– Да ладно, делов-то: говоришь, что перезвонишь потом, а сам не перезваниваешь.

– Не, я так не умею…

– А не умеешь, так неси свой крест спокойно и не возникай.

– Ладно уж, кто бы говорил… Ты сама-то часто людям не перезваниваешь?

– Знаешь, я как-то попроще на все это смотрю. Нет, у меня, конечно, тоже где-то глубоко внутри спрятано «доброе сердце». Но сверху я толстокожая, как бегемот.

– Это ты-то?

– А что? Стоит только дать слабину – и все алкаши в баре будут воспринимать твое появление как Второе пришествие Христа… Каждый бомж будет уверен, что твой священный долг – спасти его заблудшую душу… Проститутки станут требовать, чтобы ты вытащил их из бездны порока, политики – вешать тебе на уши какую-нибудь кисло-сладкую лапшу, а бармены – рассказывать тебе историю своей жизни, вместо того чтобы выслушивать твою… Знаешь, таким обалдуям даже полицейские не выписывают штраф – из жалости. Да что там полицейские – раввины приглашают их к себе на пятницу, не смущаясь тем, что они баптисты…

– Может, хватит уже? – сказал он.

– Должна же я была выпустить пар! Это ведь ты у нас… кто ты там у нас?

– Лауреат ежегодной премии «Доброе сердце», учрежденной Обществом Красного Креста…

– Вот и радуйся! Ой… Кажется, это она.

– А-а, Берил Вероника! – с фальшивой радостью воскликнул Ральф Фентрисс.

– Можно просто Берил, – тихо отозвалась вновь прибывшая, которая, следует признать, была очень молода и очень хороша собой.

– Ну, присаживайся, присаживайся…

– Присаживаюсь, как видишь. Что у вас тут – шампанское? Бокал, конечно, мог бы быть и побольше… Ну, чего ты ждешь? Наливай.

Он доверху наполнил ее бокал, так что вино едва не перелилось через край.

Мгновенно опрокинув его, она сказала на выдохе:

– Еще, пожалуйста!

– Кажется, вечеринка обещает быть долгой… – процедила сквозь зубы Эмили Фентрисс.

– Извини, если что не так… – сказала Берил Вероника Глас.

– Да чего уж там – наливай. И мне тоже.

С улыбкой, в большей степени напоминавшей оскал смерти, Ральф Фентрисс наполнил бокалы им обеим.

– Здорово, что все мы опять собрались, – кисло сказал он.

– Все, да не все… – вздохнула Берил Вероника Глас.

– Сколько уже прошло?

– Четыре года один месяц и три дня, – ответила она.