Он позвонил Смиту.

– Слушай ты, красавец! Ты что это там мутишь?

– Да ничего… – Смит явно был доволен произведенным эффектом. – Просто тот номер уже не действителен. Один номер годится только на один раз. Сегодня будешь звонить вот по этому. А сейчас предлагаю встретиться в кафешке. Посидим, выпьем, помолчим…

– Придурок! – рявкнул Конвей и повесил трубку.

После чего послушно отправился на обед – выпивать и молчать.

– Можешь называть меня и на «х», и на «п»… – голосом доброго доктора сказал Смит. – Садись. Вот твой мартини, вставляй соломинку…

Конвей перегнулся через обеденный стол и сжал кулаки.

– Да ладно тебе, сядь… – проворчал Смит.

Конвей залпом опрокинул мартини.

– О, какая сильная у нас жажда… – Смит налег локтями на стол. – Выпил? Ну, а теперь вываливай. Папа ждет подробностей. Давай исповедуйся.

– Обойдемся без исповедей.

– Как скажешь… Будем считать, оно почти произошло. Так ты виновен, или – невиновен, или – просишь пощады? А?

– Заткнись и пей свое пойло.

– С удовольствием выпью. За успехи.

– Какие еще успехи?

– Ну, хотя бы за то, что у тебя теперь есть новый номер. Старый-то тебе достался бесплатно. А вот за новый, если ты захочешь им воспользоваться, тебе придется выложить пятьдесят баксов. А завтра номер опять поменяется и будет стоить уже не пятьдесят, а двести баксов…

– С чего это вдруг?

– Интрига, мой друг, интрига. Ты уже на крючке. А остановиться трудно… Через неделю будет уже восемьсот. И заплатишь, как миленький.

– Размечтался! – хмыкнул Конвей.

– А я говорю – как миленький. Это только невинность ездит даром. А за грехи надо платить. Твоя жена очень удивится, когда узнает о состоянии твоего банковского счета…

– Не удивится. Потому что ничего этого не будет!

– Да ты уже одержим, как Жанна д’Арк. Эта дама ведь, кажется, тоже слышала голоса?

– Не дама, а дева. И это были Голоса свыше, а не какой-то там шепот в стиле секс по телефону!

– Что-то не очень-то спасли ее эти голоса… Официант! Принесите нам еще мартини! Ты не против?

Конвей отчаянно замотал головой.

– Боже мой, сколько эмоций… – сказал Смит. – Мы еще даже не начали обедать, а ты уже…

– Вообще-то я надеялся услышать что-нибудь более дельное! – заметил Конвей.

– Ладно, уговорил. Ты уже готов слушать?

Взяв в руки нож в качестве инструмента для черчения на скатерти, Смит наконец-то начал говорить по существу.

– Ты ведь слышал о системе ливневой канализации под Лос-Анджелесом? Я имею в виду дренажные туннели, которые защищают его от потопа во время сильных дождей?

– Допустим.

– Если ты откроешь любой канализационный люк на какой-нибудь магистральной улице и спустишься вниз, ты попадешь в систему туннелей протяженностью более тридцати километров – и все они ведут к морю. В годы, когда идет мало дождей, там сухо, как в пустыне. Как-нибудь мы обязательно погуляем там, внизу, под цивилизованным миром, и я выведу тебя по этим туннелям к океану. Эй, ты слушаешь?

– Продолжай, – сухо сказал Конвей.

– Секунду… – Смит смочил губы мартини. – А теперь представь: если бы каждую ночь, ровно в три часа, двери всех домов во всех кварталах и на всех улицах открывались, из них выходили бы вполне взрослые, зрелые мужчины – и, как зомби, шагали в темноте к этим люкам… И вот они открывают крышки и спускаются вниз, прямо в самую черноту, представляешь? И, пробираясь на ощупь под домами, идут к морю, которое, они знают, есть где-то там впереди – просто пока его не слышно… И с каждым километром шум прибоя все ближе, а этих зомби все больше, и дышат они все чаще и что-то выкрикивают, а от лиц у них исходит такой жар, что хоть дорогу освещай в темноте. Представляешь? А город спит и даже не подозревает, что в это самое время под землей, в водостоке, вместо воды к морю текут толпы людей, буквально изнывающих от желания, готовых любить все, что движется… Я бы сравнил это с Интернетом – только здесь все из плоти и крови. И абсолютно без мозгов.