Вы спросите: что стало с Уиллисом Хорнбеком? Да ничего. Живет себе в типовом доме в Монтерей-Парке[23], водит детишек в воскресную школу. И почти не вспоминает о своей спящей, как вулкан, гениальности. Разве что занесет нелегкая какого-нибудь кинокритика из Глазго или из Парижа на интервью, но они обычно сразу просекают, что вместо «правильного» Уиллиса им подсунули добропорядочного зануду и трезвенника, и быстро делают ноги.
Чем занимаемся теперь мы с Аароном? Тоже живем помаленьку. У нас есть студия – на этот раз размером с обувную коробку – и еще на несколько метров ближе ко входу на кладбище. Фильмы снимаем совсем небольшие, прибыль от них – и того меньше. Но держим их всегда строго на двадцати четырех бобинах, чтобы как только – так сразу броситься на штурм любой из премьер от Калифорнии до Мексики. Наше оружие должно быть всегда готово к бою. Ведь в зоне поражения – триста кинотеатров с тремястами киномеханиками. И только сто двадцать из них проверены премьерными показами наших монстров… В такие жаркие вечера, как этот, мы сидим, умираем от жары – и молимся, чтобы это случилось. Чтобы тишину прорезал телефонный звонок и Аарон, после недолгих переговоров, заорал дурным голосом:
– Есть! Кинотеатр – «Аркадия Барселона»! Срочно требуется премьерный фильм! Бегом!
И тогда мы скатимся по лестнице и, весело смеясь, побежим мимо кладбища с полными руками бобин – прямо в светлое будущее, где в какой-нибудь аппаратной, за железной дверью, нас поджидает новый красноглазый киномеханик с бутылкой шерри и спящим внутри зародышем гения…
– Погоди! – крикну я, едва мы вырулим на шоссе. – Кажется, я забыл бобину номер семь!
– Да и хрен с ней! Все равно никто ничего не заметит… – скажет Аарон и нажмет на газ. – Ну, давай, Уиллис Хорнбек-младший! Или Уиллис Второй, как там тебя! Давай уже, появляйся! А ты подпевай, Сэм, на мотив «Тебя найду я…»[24] – «Наш новый Уи-иллис…»!
Девятнадцатая лунка
День клонился к закату, когда я ехал по Мотор-авеню и заметил на противоположной стороне улицы старика, который собирал улетевшие с поля мячики для гольфа.
При виде его я затормозил так резко, что чуть не врезался головой в лобовое стекло.
Некоторое время я так и стоял посреди улицы (хорошо, что следом никто не ехал), а потом стал медленно сдавать назад (благо машин по-прежнему не было), пока не вырулил поближе к проволочному ограждению, вдоль которого тянулась дренажная канава. Оттуда было хорошо видно поле для гольфа и старика, который как раз поднимал с земли очередной мячик, чтобы положить его в свою корзину.
Да нет, не может быть. Хотя… Нет, вряд ли…
Я свернул к обочине, припарковался и какое-то время сидел в машине, не зная, что делать и как справиться со слезами, которые так и хлынули из глаз. В конце концов я вышел из машины, переждал светофор, затем перешел на другую сторону, спустился в канаву и двинулся по ней на юг – прямо навстречу старику.
Шагов через пятьдесят мы встретились.
– Добрый вечер, – кивнул мне он.
– Добрый вечер.
– Действительно, добрый, – сказал он, бросив выразительный взгляд сначала на поле, а затем на свою корзинку, наполовину заполненную мячиками.