Туман исчезает, его сменяют воспоминания.

Облако белых волос, настолько тонких и невесомых, что похожи на пух, и яркие морозно-льдистые синие глаза. Незнакомец облачён в белый, расшитый серебром, мундир и выглядит сногсшибательно. Хотя почему незнакомец? На первый взгляд мне кажется, что я вижу холёное лицо впервые, но это не так. Я знаю, что стоит протянуть руку, дотронуться, и щека окажется холодной, а кожа – бархатной. Что мужчина попытается увернуться от прикосновения, но в последний миг закроет глаза и останется на месте, позволит мне провести кончиками пальцев по линии от скул до подбородка. Он не человек, не эльф. Кто он, вспомнить не удаётся, зато я знаю, что он живое воплощение зимы. Снежный лорд…? А кто они такие?

Мужчина ни капли не похож на Лайса внешне, но это он. Не личность, не забытое имя, а душа. Впрочем, разворот плеч, свойственный воинам, и надменный взгляд выдают, что характер едва ли изменился за прошедшее время.

Себя я тоже вижу.

И… необычно. Никогда бы не подумала, что в прошлой жизни я была орчанкой. Фигуристая, не слишком высокая, со спиленными под ноль когтями, чтобы не поцарапать лорда, и с аккуратными клычками, выпирающими из-под верхней губы.

Я узнаю место. Лайс-блондин и я-орчанка стоят в эльвийском святилище перед алтарём. Ярко горят сотни свечей, отбивают ритм барабаны, звучит смех, нам желают счастливой долгой жизни, но выкрики долетают приглушённые, потому что в зале перед алтарём только мы и жрецы.

Старшая жрица спрашивает, согласна ли я стать супругой Лайса. Имя в воспоминаниях звучит иначе, но туман искажает звуки, и расслышать не получается. Впрочем, я не стараюсь.

– Да, – отвечает Лайс-блондин, – я люблю.

Он говорит больше, произносит полную ритуальную фразу, но её я скорее читаю по губам.

Наступает моя очередь.

Старшая жрица обращается ко мне, и я-орчанка отвечает. Да, я согласна. И тогда, и сейчас.

– Мир слышит и принимает вашу волю. Вы вступили в союз, несокрушимый даже в посмертии, и лишь очищение перерождения сотрёт узы памяти.

На мой вкус звучит не слишком оптимистично, зато верно.

Я удивляюсь, что слышу жрицу, хотя почти не могу слышать Лайса или себя. Какое мне дело до слов жрицы, когда я собственными глазами вижу, как две души вспыхивают первозданным ослепительным сиянием, тянутся навстречу, соприкасаются, и между ними остаётся золотая нить, будто сотканная из первых лучей восходящего солнца. А я-настоящая в окружающем меня тумане тянусь к Лайсу, и он слышит меня, дарит мне своё тепло.

– Да, Иветт, я люблю тебя.

Я успеваю увидеть, как я-орчанка делает шаг вперёд, и её Лайс-блондин медленно, словно неуверенно, опускает ладони ей на плечи. Она нетерпеливо привстаёт на цыпочки, и Лайс улыбается. Я вижу их поцелуй, чувствую.

Воспоминания тают вместе с туманом, Лайс из прошлого остаётся в прошлом, а Лайс из моего настоящего касается губами моих губ.

– Поздравляю, – с доброй насмешкой фыркает учитель, про которого я успела позорно забыть.

– Что? – отрываюсь я от Лайса.

На полу же сидела, когда я успела забраться к нему на колени?