— Не можете? Тогда не занимайте мое время.

Его слова ранят мое сердце. Ему все равно на меня. Холодная каменная глыба. Вот он кто. Мне так обидно, что в уголках глаз собираются слезы. И чтобы позорно не разревется перед ним, я поспешно вылетаю из кабинета.

МИХАИЛ ВОРОНОВ

В Овечке-то характер просыпается! Мелкая злючка! С какой пылкостью ворвалась в мой кабинет! Сколько праведного гнева в лукавых лисьих глазках!

Еще даже не родила ребенка, а уже умудряется манипулировать им мною. Не хочет в командировку. А ее кто-то спрашивает? Позабавил меня ее приход. Отвлек немного от дел, а то зарылся в них с головой с утра пораньше.

А ведь убегала отсюда в слезах. Гормоны небось скачут. Беременные вообще в этом плане чокнутые. Как бы бед не наворотила. Вот же послали ее на мою голову! Встаю из-за стола. Надо размяться, а заодно глянуть, куда убежало это недоразумение.

Выхожу к Татьяне.

— М-м-михаил Захарович. — в ужасе заикается секретутка, — Я говорила Овечкиной, предупреждала, а она не послушала.

— Послушайте, Татьяна, — резко осаждаю ее. — Вас вообще хоть кто-то слушает?

— Я… сожалею.

— С увольнением в руках сожалеть будете! — отрезаю я.

Иду мимо бледной секретарши в коридор. Как же она меня бесит! Ни на что не способная дура.

— Куда она ушла? — спрашиваю уже из коридора.

— Выбежала куда-то. — выскакивает за мной следом Татьяна. — Наверно к себе побежала.

Угу, вся в слезах прямиком к бабскому коллективу? Не поверю никогда в жизни! Куда бабы идут реветь, когда их начальник мордой об стол повозил? Правильно, в туалет.

У меня личный санузел, примыкающий к кабинету. Я никогда не был в обычных уборных, которыми пользуются мои работники. Самое время это исправить. Вот только одно маленькое «но». Моя неугомонная овечка наверняка помыкается в женский туалет. Не попрусь же я в бабский… Не пойду, сказал!

Спускаюсь по лестнице на этаж бухгалтерии. В коридоре никого. Толкаю дверь в женский санузел. Около зеркала во всю стену сгорбившись стоит Кристина и тихонечко плачет, оттирая слезы со впалых скул.

Завидев меня, она юркает в открытую кабинку, но я оказываюсь проворнее. Сдерживаю дверь, чтобы она не успела закрыться.

Кристина пятится, но не далеко. В тесной кабинке я полностью заполоняю пространство, прижимая ее к стене.

— Ну и чего ты ревешь? — приподнимаю бровь.

— Ничего! — гневно произносит девушка, моргая часто-часто, но от этого слезы льются быстрее. Аккуратные, прозрачные, точно хрусталь.

Ненавижу женские слезы. Это уже тяжёлая артиллерия. Не хорошо, когда милая девушка ревёт в три ручья. Не правильно это. И я чувствую себя омерзительней некуда.

— Отпустите меня! — Кристина ворочается в моих объятиях, но я лишь крепче прижимаю ее ближе к себе.

— Прекратишь плакать, и я отпущу. — обещаю.

— Какая вам разница, плачу я или нет? Разве вас это волнует?

— Нет! — отвечаю слишком резко.

Ага. Не волнует. Иначе зачем я приперся за ней в женский туалет?! Я, генеральный директор этой компании, в разгар рабочего дня, в разгар оформления серьезной сделки, пулей прилетел в женскую уборную, чтобы вытереть сопли обыкновенной бухгалтерше-воровке! Вот вообще не волнует она меня после этого! Ни на грамм!