— Да, я уж потом это узнал, — подтвердил Вадим, — это, получается, вашего мужа хоронили. Конечно, я к вам тогда не пошел. До меня ли? Подумал, потом приеду. Но год запомнил. И дату помню хорошо — пятнадцатое июня.

Егоровна всхлипнула, потерла глаза:

— И что, тридцать один год ждал, чтоб снова приехать?

— Почему, — смутился Вадим, — на следующий год у меня дочка родилась. Не до того. Потом Союз развалился. Опять не до поездок. Второй раз я к вам в девяносто восьмом приезжал. Осенью.

— Катька, — только и выдохнула Егоровна.

— Да. Сестра у вас тогда умерла, — кивнул Вадим, — точнее, у нас. Опять не ко двору. И я решил — потом приеду. И я приезжал, только…

— В две тыщи четвертом, — догадалась Егоровна, — тогда Олег…

— Понимаете, — виновато пожал плечами Вадим, — я нерешительный, долго собираюсь, а как ни приеду — все на похороны угадаю. И я уж потом ездить зарекся. Ну, как будто из-за меня это все. А тут вдруг не понимаю, что и нашло. Мои все уехали, и я без раздумий, без сборов сел за руль и махнул к вам. Ехал и думал, надо ж как-то… Ну, я не знаю…

— Хоть меня в живых застать, — подсказала Егоровна.

— Ну что вы, — замахал руками Вадим.

— Да ладно тебе, — Егоровна подлила гостю чаю, — я крепкая еще, помирать не собираюсь. Ты чай пей давай. И это… До утра, что ли, оставайся — гляди, темнеет уже. Куда ты на ночь глядя поедешь?

— Нет-нет, — вскочил с места Вадим, — я домой…

— Не суетись, — отрезала Егоровна, — и кстати, чего ты меня все на «вы»? Я ж сестра тебе, пусть и не родная. Хочешь, я тебе семейный альбом покажу? Там отцовы карточки есть, военные еще. И Катенька, и Олежек…

Стемнело. Вокруг зажженной на веранде лампы летали крупные мотыльки. Неподалеку от дома Егоровны, прислонившись спиной к дереву, стояла молодая женщина в черном. Она смотрела на освещенную желтым светом веранду, на которой над пухлым альбомом склонились двое — лысоватый очкастый мужчина и морщинистая седая старушка. Старушка листала альбом, водила пальцем по фотографиям, что-то рассказывала. Мужчина внимательно слушал и кивал. Иногда они вместе смеялись, и мужчина, хохоча, снимал очки, а старушка конфузливо прикрывала рукой рот со вставными зубами.

— Да, — непонятно кому сказала женщина, — опередил. В первый раз опередил. Ну ладно. Проигрывать тоже надо уметь. Потом приду.

Женщина отделилась от дерева, сделала несколько шагов по поселковой дороге и растворилась в сумерках.

Бабушка с дедушкой никогда не ссорились.

Прибегая к ним после школы пообедать, я неизменно заставала одну и ту же картину: дедушка чинно сервировал стол, расставляя белые тарелки с алыми ягодами на ободке под первое и второе. Я садилась рядом с раскрасневшейся от готовки бабушкой, и мы наблюдали, как плывут мимо нас ложки с золотистым орнаментом, аккуратная стопка салфеток, щедрые ломти белого хлеба, граненые стаканы под компот или лимонад, перечница и солонка в виде цыплят в плетеной корзиночке. А после обеда посуда так же неторопливо отправлялась в обратную дорогу. Иногда дедушка привлекал к уборке со стола меня, но бабушку — никогда. Он мыл посуду, вытирал чистым полотенцем каждую тарелку и расставлял их в буфете в строго определенной последовательности.