— Я это… того… я передумал, — он говорил серьезно. — Я не хочу умирать. Я жить хочу.

— Так-так… Что ж вы себе думаете? Со смертью шутки шутить? — повышая голос, почти закричал мужчина. — То хочу умереть, то не хочу! Что это такое? Смерть уважать надо! Знаешь, что с теми бывает, кто со смертью шутит? Смерть шуток не прощает!

Мужчина посмотрел на часы, махнул рукой, видимо опоздал куда-то. Встал со стула и начал ходить перед Тимофеичем туда-сюда. Тот выпучил глаза. Мужчина снял пальто. В строгом черном костюме он выглядел еще более официально.

— У нас уговор — раньше срока не трогать. У Жизни времени не так много. Но мы все время стоим рядом, за спиной. Помогаем иногда Жизни, чтобы вы, грешные, раньше времени не соскользнули с программы. Вот вспоминай, были у тебя случаи в жизни, когда ты чуть не погиб? — мужчина говорил громко, почти в самое ухо Тимофеичу.

— Так это… было… как же. Я вот маленький чуть не утонул в проруби. Меня младший брат вытащил, а я в два раза тяжелее его был. — Тимофеич немного протрезвел, сразу потянулся за бутылкой. Налил в рюмку водки, сдерживая дрожь в руке, от этого получился мелкий дребезжащий звон стекла. — Как он меня вытянул, непонятно.

— Что тут непонятно. Мы ему и помогли. Ну и Ангелы, конечно! Время твое еще не пришло. Жизнь впереди.

— А еще я в аварию попал. Машину так перекорежило, один металлолом остался. А на мне — ни царапины! Водитель другой машины погиб на месте.

— Ну что, понятно теперь? Специально рассчитывали, чтоб тебя не придавило. Авария — для того парня как раз. Срок его вышел. Понял?

Тимофеич медленно понимающе кивал головой. Задумался. Мужчина накинул пальто на плечи, а Тимофеичу показалось, что это черный плащ развевается у него за спиной.

— Но с теми, кто смерть зовет, у нас строго. — Мужчина прошелся по комнате. — Вы на особом учете. Не цените жизнь, не дорожите ею!

— Гы-гыы, — по-дурацки гикнул Тимофеич, переходя с баса на фальцет, — меня без очереди теперь заберете?

— Чтобы по собственному желанию уйти и греха на душу не взять? Ишь ты! Это заслужить надо! Что ты в жизни такого сделал, чтобы время смерти себе выбирать? Кто достоин этого, может себе лишние десятилетия попросить! И жить без проблем! А ты что скажешь в свою пользу?

— Я все скажу. Я работал честно, для родины старался, детей поднял, дерево, знаешь ли, посадил, и не одно. Жену любил. Аннушку. И она меня любила. Какая женщина была!

Тимофеич поднялся с трудом из-за стола. Шатаясь, добрел до шифоньера, достал портрет. Вот она, Аннушка моя. Гляди! Красавица!

Он положил портрет на стол перед мужчиной. Доплыл до серванта, принес еще бутылку водки и рюмку. Налил в обе рюмки. Кое-как втиснулся на свой стул.

— Не откажите, давайте помянем рабу божию Аннушку. Царство ей небесное. — Слеза навернулась на глаза Тимофеичу. Он выпил, занюхал рукавом, зашмыгал носом. — Я ведь перестал замечать ее красоту. Я вообще перестал ее замечать, гулял, скотина. Она все мне прощала. Все… Когда я увлекся одной… была там из другой бригады, все судачили, она, конечно, все знала. Молчала. Я хотел ей все сказать, уйти, но она переводила разговор на другую тему.