вытекает из идеи, которая в нас адекватна, мы познаем ясно и

отлично, то отсюда следует, что всякий обладает способностью ясно

и отчетливо познавать себя и свои аффекты, если не абсолютно, то по

крайней мере отчасти, а, следовательно, и достигать меньшего

страдания от них. Поэтому мы в особенности должны заботиться о

том, чтобы, насколько возможно, ясно и отчетливо познавать каждый

аффект, дабы таким образом душа наша определялась этим аффектом

к мышлению того, что она воспринимает ясно и отчетливо и в чем

она находит для себя полное удовлетворение, а потому должно

заботиться о том, чтобы самый аффект был отделен от представления

внешней причины и соединен с представлениями истинными. Через

это (по т. 2) не только будут уничтожены любовь, ненависть и т.д., но

(по т. 61, ч. IV) и влечения или желания, обыкновенно возникающие

из подобных аффектов, не будут чрезмерными. Ибо прежде всего

должно заметить, что одно и то же влечение делает человека и

активным и пассивным. Мы показали, например, что человеческой

природе свойственно, чтобы каждый стремился к тому, чтобы другие

жили сообразно с его желанием (см. сх. т. 31, ч. III). Такое влечение в

человеке, который не руководствуется разумом, составляет состояние

пассивное, называемое честолюбием и немного отличающееся от

самомнения; наоборот, в человеке, живущем по предписанию разума,

оно составляет действие или добродетель, называемую заботой об

общем благе (см. сх. 1 т. 37, ч. IV, и 2-е док. той же теоремы). Таким

образом, все влечения или желания составляют пассивные состояния

лишь постольку, поскольку они возникают из идей неадекватных, и

отно-

593

сятся к добродетели, как скоро они возбуждаются или рождаются от

идей адекватных. Ведь все желания, которыми мы определяемся к

какому-либо действию, могут возникать как из адекватных идей, так

и из неадекватных (см. т. 59, ч. IV). И (чтобы возвратиться к тому,

отчего я сделал отступление) нельзя придумать против аффектов

никакого другого средства, которое находилось бы в нашей власти,

лучше того, которое состоит в истинном познании их, ибо, как мы

выше показали (в т. 3, ч. III), не существует никакой другой

душевной способности, кроме способности мышления и составления

адекватных идей.

Теорема 5.

Аффект к вещи, которую мы воображаем просто, и не как

необходимую, возможную или случайную, при прочих условиях

равных, бывает самым сильным из всех аффектов.

Доказательство. Аффект к вещи, которая, по нашему

воображению, свободна, сильнее, чем к вещи необходимой (по т. 49,

ч. III) и, следовательно, еще сильнее, чем к той, которая, по нашему

воображению, возможна или случайна (по т. 11, ч. IV). Но

воображать какую-либо вещь свободной значит воображать ее

просто, не зная причин, которыми она определяется к действию (по

показанному нами в сх. т. 35, ч. II). Следовательно, аффект к вещи,

которую мы воображаем просто, при прочих условиях равных,

сильнее, чем аффект к вещи необходимой, возможной или случайной,

и, следовательно, этот аффект есть самый сильный; что и

требовалось доказать.

Теорема 6.

Поскольку душа познает вещи как необходимые