Он заснул в кресле, но его голова покоилась на руках, сложенных у меня на постели. Его лицо было повернуто ко мне, и я не знаю, сколько прошло времени, пока я завороженно наблюдала за его подрагивающими во сне ресницами или просто разглядывала его.

Так мы провели две ночи, на третье утро мне разрешили отправиться домой, велев не переутомляться. Сестры разрешили мне помыть голову, а Джекс тем временем съездил домой за моей одеждой. Губки были мягкими, но злой маленький шрам поверх старых и приступы боли, если я слишком резко поворачивалась или слишком глубоко вдыхала, не позволяли мне забыть, что следует быть осторожной.

Даже сейчас я не могла поверить, что в меня стреляли.

Друзья до сих пор не уехали, и я понятия не имела, сколько еще они здесь пробудут, но догадывалась, что увижу их завтра, потому что сегодня мне строго-настрого запретили напрягаться. Надеюсь, они смогли превратить свое второе путешествие в некое подобие отпуска.

Пока врач проводил последний осмотр, а Джекс ждал меня у двери палаты, мне в голову полезли мысли, которые я все это время старалась выбросить из головы.

Мама.

Я закрыла глаза, и у меня измерили давление.

Моя родная мама бросила меня в луже крови. От этого было так больно, словно в сердце вгоняли ржавый гвоздь. Снова и снова. Неважно, какие у нее были на то причины и насколько она была напугана, оправдания ей не было. Смириться с этим я не могла, ведь до того момента, когда стало ясно, что она бросила меня, я где-то в глубине души лелеяла надежду, что однажды мама снова станет такой, какой была до пожара, до того, как не стало нашей семьи, до наркотиков.

Теперь и эта надежда тоже умерла.

Я поговорила с детективом Андерсом – так было правильно. Я призналась ему, что видела маму. Услышав это, он, похоже, не обрадовался, да и мне было тяжело об этом упоминать.

Но сейчас было за что благодарить судьбу – я была ранена, на мне, как и прежде, висели долги, но все же я осталась жива.

Когда врач спрятал тонометр, я оглянулась на Джекса. Он подмигнул, и я улыбнулась.

Только посмотрев в лицо смерти, начинаешь по-новому смотреть на вещи.

Меня выписали, мы зашли в палату к Клайду, а затем отправились к Джексу домой. Похоже, к концу недели Клайда тоже собирались выписать, а при хороших результатах анализов это могло случиться даже раньше.

Войдя в дом, я сразу направилась к дивану и осторожно села на мягкие подушки, измотанная поездкой на машине.

– Все хорошо? – спросил Джекс, опускаясь передо мной на колени.

– Да, – кивнула я. – Просто устала. Но спать не хочу.

Похоже, эти слова Джекса не убедили.

– Живот не болит?

– Только когда я делаю глупости, – улыбнулась я.

Встретившись со мной взглядом, парень поднялся и, опершись о спинку дивана, поцеловал меня в губы.

– Хочешь чего-нибудь съесть? Тебе же сказали, что пища должна быть пресной? Лапша на курином бульоне подойдет?