Я тихонько рассмеялась от неожиданности.
– Да, коктейли у меня получаются так себе, – прошептала я.
– Это точно. По-моему, твоим «Лонг-Айлендом» можно убить, но это ничего. – Уголок его губ приподнялся. Джекс смотрел мне прямо в глаза. – Я люблю твое чувство юмора. Я люблю и то, что ты никогда прежде не пробовала кукурузную кашу. Я так много всего люблю в тебе, что точно влюблен в тебя. Так что, милая, можешь забрать все мои футболки, если хочешь.
У меня снова перехватило дыхание. Я открыла рот, но правильные слова пришли не сразу, потому что сказать мне хотелось очень многое. Мне хотелось перечислить все, что я люблю в нем, но произнесла я только одно:
– А я влюблена в тебя.
Джекс порывисто вздохнул, его глаза распахнулись, и я поняла, что он не ожидал от меня таких слов. Конечно, только полный идиот мог не увидеть очевидного, но я любила этого идиота, поэтому повторила их еще раз, после чего он подался ко мне, коснулся губами моих губ, и поцелуй… Я узнала этот поцелуй, потому что он уже целовал меня так, и этот поцелуй всякий раз был полон любви.
А потом, может, потому что Джекс любил меня – был влюблен в меня, – а я была влюблена в него, а может, просто потому что меня ранили и напичкали лекарствами, я заплакала.
Джекс пробормотал что-то прямо мне в губы и вытер мне слезы большими пальцами. Поместиться рядом со мной на койке он никак не мог, так что он сделал кое-что другое. Он придвинул кресло вплотную к постели, наклонился ко мне, обнял за плечи и положил голову на мою подушку. Через какое-то время слезы иссякли, и я улыбнулась ему. Сумев, наконец, поднять правую руку, я положила ее ему на шею и принялась играть с его спутанными волосами, пока Джекс в мельчайших подробностях рассказывал, как покажет мне, насколько он меня любит, когда я поправлюсь. Подробности были столь личными, что лицо у меня покраснело, как помидор, но – что уж там говорить! – мне было что предвкушать.
Шли часы, похоже, Джексу как-то удалось уговорить медсестер разрешить ему не покидать моей палаты. И я была счастлива от того, что он сидел рядом.
– Нам еще многое надо обсудить, – сказал Джекс, – но все это подождет, пока тебя не выпишут из больницы. Хорошо?
Он сказал мне уже все, чего я отчаянно желала, так что остальное уж точно могло подождать. Я кивнула и закрыла глаза – я устала. Мы оба устали. И вдруг вспомнила! Только сейчас, хотя и очнулась уже несколько часов назад.
– Господи! – Я снова попыталась сесть, но Джекс тут же поспешил опустить меня обратно на подушки.
– Что? – с тревогой в голосе спросил он. – Что случилось?
Я схватила его за запястье.
– Мама. Джекс, мама была там. Она была на парковке. Она пострадала?
Парень уставился на меня, а затем покачал головой и нахмурился.
– Там была Мона?
– Да! Она ждала меня на улице, но потом появилась машина и началась стрельба. Ее ранили?
– Так. Успокойся. – Джекс снова коснулся моей щеки. – Милая, я впервые слышу о твоей маме. Никто не знает, что она там была.
Я озадаченно посмотрела на него.
– Погоди-ка. Она была там. Я с ней говорила. Она назвала меня малышкой. Джекс, она точно была там.