Он с содроганием представлял себе тот миг, когда впервые сядет в седло. Пони наверняка его сбросит. В этом ничего постыдного нет: позор будет, если Джоди не встанет и не попытается влезть на коня еще раз. Иногда ему снилось, что он валяется в грязи, плачет и не может встать. Чувство стыда после таких снов держалось до самого обеда.

Габилан рос быстро: ноги его утратили жеребячью хрупкость и длину, грива почернела и удлинилась. От постоянной чистки и вычесывания шкура блестела, точно лакированная. Чтобы копыта не трескались, Джоди регулярно смазывал их маслом и подравнивал.

Недоуздок из конских волос был почти готов. Отец подарил Джоди свои старые шпоры: заузил дужки, укоротил ремешки и подтянул цепочки, так что они пришлись ему впору. А однажды Карл Тифлин сказал:

– Твой пони растет быстрее, чем я ожидал. Ко Дню благодарения сможешь на нем покататься. Сам-то сумеешь удержаться в седле?

– Не знаю, – робко ответил Джоди. До Дня благодарения оставалось всего три недели. Только бы не было дождя! Вода могла оставить пятна на красном седле.

Габилан к тому времени полюбил Джоди. Он радостно ржал, заслышав его шаги по сжатому полю, а на пастбище подбегал к нему по первому свистку. Всякий раз Джоди угощал его вкусной морковкой.

Билли Бак все время давал мальчику советы по верховой езде.

– Как только заберешься наверх, крепко держись коленями, а руки убери подальше от седла. Если он тебя сбросит, не отчаивайся. На любого ездока найдется лошадь, которая его скинет, даже на самого умелого. Надо сразу же, пока пони не успел опомниться, залезть на него снова. И со временем он перестанет тебя сбрасывать – потому что больше не сможет. Вот так оно и делается.

– Надеюсь, дождя не будет…

– А чего? Не хочешь в грязи валяться?

Отчасти это было так, но больше всего Джоди боялся, что в пылу сражения Габилан поскользнется, упадет на него и сломает ему ногу или бедро. Он уже видел такие случаи: несчастные ездоки извивались в грязи, точно раздавленные насекомые, и это было очень страшно.

Джоди садился на козлы и учился держать поводья в левой руке, а шляпу – в правой. Таким образом, руки в самый ответственный момент у него будут заняты, и он при всем желании не сможет ухватиться за седло, когда начнет падать. Думать о том, что будет, если он все-таки возьмется за рожок, Джоди не любил: наверное, он так опозорится, что отец с Билли Баком и разговаривать с ним больше не станут. Потом слух пойдет дальше, и маме тоже станет за него стыдно. А уж когда узнают ребята в школе… нет, лучше даже не представлять.

Седлая Габилана, Джоди начал понемногу ставить ногу в стремя, однако садиться в седло не пытался – это было строго запрещено до Дня благодарения.

Каждый день он надевал на своего пони красное седло и крепко затягивал подпругу. Габилан уже научился раздувать живот, пока под ним застегивали ремешки, а потом сдувать. Иногда Джоди подводил его к зарослям полыни и давал напиться из круглой замшелой кадки, а иногда вел по сжатому полю на вершину холма, откуда открывался вид на белый Салинас, геометрию огромной долины и дубки, общипанные снизу овцами. Порой Джоди и Габилан продирались сквозь высокую полынь к небольшим полянкам, настолько заросшим со всех сторон, что от прежней жизни и прежнего мира оставался только кружок неба над головой. Габилану нравились эти вылазки: он держал голову очень высоко и раздувал ноздри от любопытства. Возвращаясь из таких экспедиций, они оба терпко пахли полынью.