Странное это было время, и утренний путь до конюшни представлялся Джоди продолжением сна. Поначалу он любил изводить себя страшными фантазиями о том, что Габилан сбежал из стойла или, того хуже, что его никогда не было. Были и другие восхитительно-мучительные страхи: что крысы прогрызли в красном седле жуткие дырки, что мыши съели чудесный хвост Габилана и от него осталась жалкая веревка. Последний отрезок пути до конюшни Джоди обычно пробегал. Торопливо отомкнув ржавую щеколду, он заходил внутрь и сразу видел глаза Габилана: как бы тихо он ни отпирал дверь, тот все равно успевал проснуться и ждал его, топая передней ногой и сверкая глазами-угольями.

Иногда, если днем предстояли полевые работы, Джоди заставал в конюшне Билли Бака: тот чистил и запрягал лошадок. Билли долго смотрел на Габилана, рассказывая Джоди всякие интересные факты о лошадях. Например, они очень боятся за свои ноги, поэтому хороший конюх должен время от времени гладить им копыта и голени, чтобы снять страх. А еще лошади ужасно любят, когда с ними разговаривают, поэтому Джоди должен всегда беседовать со своим пони и объяснять ему все свои действия. Неизвестно, все ли сказанное понимают лошади, поэтому на всякий случай лучше думать, что понимают они все. Лошадь нипочем не станет артачиться, если ей объяснить, что и зачем ты делаешь. Билли приводил примеры из жизни: как-то раз его лошадь выбилась из сил и еле волочила ноги, но стоило ей сказать, что они почти на месте, как она встрепенулась и резво побежала вперед. А другой конь от страха встал на месте и стоит, не шелохнется, а когда хозяин объяснил ему, что да как, смирно пошел дальше. Во время этих бесед Билли нарезал себе штук двадцать-тридцать соломинок и засовывал их под шляпную ленту – на случай если днем захочется поковырять в зубах или просто что-нибудь пожевать.

Джоди слушал внимательно, потому что знал – да и вся округа знала, – что Билли Баку в обхождении с лошадьми нет равных. Сам Билли ездил на жилистой индейской лошадке с большой некрасивой головой, похожей на кувалду, но лошадка эта на любых состязаниях брала первые места. Билли запросто арканил бычка, привязывал лассо к рожку на седле и спрыгивал на землю, а дальше его лошадь сама не давала быку спуску, пока тот не падал без сил на землю.

Каждое утро, почистив и вычесав пони, Джоди открывал стойло, и Габилан мчался мимо него на улицу, в загон. Там он носился галопом по кругу, а потом вдруг делал прыжок вперед и приземлялся на прямые ноги. Он вздрагивал, словно с испугу, навострял уши и страшно закатывал глаза. Надурачившись вволю, он наконец шел к поилке и по самые ноздри погружал морду в воду. Джоди очень этим гордился, ведь о лошадях судят именно по тому, как они пьют: плохая едва касается губами воды, а бойкая и здоровая окунет всю морду, только ноздри наверху оставит.

Джоди любовался своим пони и подмечал такие подробности, на которые никогда прежде не обращал внимания: блестящие мускулистые бока, тугие связки на крупе, сжимающиеся точно в кулак, и рыжий блеск шкуры на солнце. Джоди с рождения рос рядом с лошадьми, однако никогда раньше к ним не присматривался. Теперь же он заметил, что по ушам можно определить настроение лошади, и они даже придают особое выражение морде. Пони разговаривал ушами. По их форме и расположению можно было точно узнать, как он себя чувствует. Иногда они были навострены, а иногда сникали. Сердясь или пугаясь, Габилан отводил уши назад, а когда был всем доволен и любопытничал, направлял их вперед.