День Сухаревки сумбурный, крикливый, для многих бестолковый. В четыре часа ее староста Иван Матвеевич Груздев звонит в «вечевой» колокол, извещая о конце рыночной продажи. Все складываются и разбредаются по трактирам и чайным «на беседу» или «на обмен мнениями». Еженедельный водоворот книги наградил ее перепродавцов рядом новшеств, которые на другой же день растекутся по полкам любителей и собирателей книги.
В Москве существовали старые, специальные биржи букинистов: трактир «Орел» — на Сухаревской пощади и трактир Абросимова — на Малой Лубянке. В первом сходились, впрочем, не одни книжники, здесь встречались между собой и антикварии, аукционщики, ювелиры, меховщики. Но второй был центральным местом «душегубных» собраний. В первом появлялись с шести часов утра, во втором — попозднее утром, днем и вечером. Здесь был даже особый книжный зал. И не просто зал, а с литературным складом, где у стен хранилось от ста до ста пятидесяти пудов предназначенных для продажи книг. Нравы и порядки абросимовского трактира утвердились таковы, что о них стоит сказать несколько слов. Трактир был без крепких напитков, но пьяных можно было найти сколько угодно. «Выручал» соседний с трактиром ренсковый погребок, где и запасали то, чего не хватало на буфетной стойке. По виду все занимались чаепитием, игнорируя всякие иные процедуры, но на деле было несколько иначе. В зале стоял стол, который регулярно занимала любопытная личность книжного мирка — Федор Петрович Теплухин, владелец всех фундаментальных литературных залежей, которые несколько выше я назвал специальным складом. Это, пожалуй, одна из центральных фигур уличной книжной торговли. Он занимался тем, что снабжал товаром бульварных «путальников», или «бойцов», одолевавших приставаниями всех прохожих и сбывавших этим путем залежалый товар. Для того чтобы сделаться «бойцом», следовало заручиться расположением Теплухина и получить небольшой кредит. Последнее требовалось потому, что на такое занятие люди шли опустившиеся, алкоголики и имевшие за собой судебные провинности. Средств у них не бывало. Придет такой и просит:
— Федор Петрович, одолжите книжечек?
— А деньги принесешь или сбежишь?
— Да что вы, помилуйте… Зачем так поступать?..
— Ну на тебе, в первый раз, на полтину, после свидимся — еще добавлю…
Получивший кредит в пятьдесят копеек шел скорее «базарить». Если «по-хорошему» возвращался и приносил задолженность, то доверие увеличивалось до рубля, а если не доносил, пропивал или исчезал, то уменьшалось, при встрече, до гривенника. При этом ему читали внушительную нотацию о честности и прочих высоких добродетелях. Исправившемуся прощалось опороченное прошлое. Сам Теплухин был до занятия книгой скобяником и считал приобщение человека к торговле книгой особой нравственной заслугой. Товар его состоял или из порнографии, или из магазинной завали, или из изданий Коновалова и Морозова, которые ставили на них — для «авторитета» книги — несуразные цены. Печаталось, например, «цена 6 рублей», а себестоимость для продавца равнялась шестидесяти или семидесяти пяти копейкам.