Юбочка ваша по цвету к ватерпруву.^>{2} Нельзя не купить! Веерок еще где приобретете, и на бал к самому губернатору ехать можно! Все на костюмчик внимание обратят, позавидуют и спросят: «Где купили?»

Не смотрите, что они в шляпе с цветами, дипломат у них хуже вашего будет! А шляпу сорока на гнездо к своим детям снесет. Прикажите уложить, тридцать три последняя цена!

Мы вашего папашу не зря почитаем. Лебедем поплывете в таком пиджачке! Настоящий торговый, а для сидения за кассой, или выйти когда к хорошему покупателю! В тальице широковат немного — это для удобства ношения. По рукам, и прикажите завернуть! Кумом королю будете, нашенский купец никому не уважит, королева-с им пардон от чистого сердца скажет! Фирму нашу посля не забывайте!

Ишь ты — спасибо! Самого бы искосило! Не ругайся, а цену делай верную! На твоем спасибо шубы я не сошью, а свою пропущу!

(Вышеприведенные острословицы, «говорки» и «болтушки» записаны от известных продавцов в период 1909 — 1914 гг. в Москве, в рядах готового платья у Сухаревой башни, на Нижегородской ярмарке и на торговом «Балчуге» Нижнего Новгорода.)

Воскресенье. Только седьмой час утра, а на старой московской Сухаревке^>{3} суетится уже немало народа. Строят ряды нескладных, привезенных со складов из соседних дворов палаток, занимают посредством ящиков и заплатанных, расстилаемых прямо на земле холстин места для развала и подтягивают возы с упакованным на живую руку товаром. Через час-два здесь откроют импровизированные торговые отделы, носящие названия: меховые, кустарные, кондитерские, тряпичные, готового платья, музыкальный, антикварный, книжный. Последний поспевает раньше других и давно рассыпает свои громоздкие и тяжелые тюки, перевязанные прочной, толстой веревкой. Да и немудрено: книга требует значительного времени на разборку, на удачное размещение «глазком» к покупателю и на сортировку по содержанию.

В палатках книжного ряда будут сидеть те, кто покрепче в смысле оборотного капитала, кто обладает должным ассортиментом или каталогом товара и поэтому пользуется особым авторитетом и знакомством с состоятельным покупателем. Здесь, напротив старого ананьевского дома, — основная резиденция книги, здесь ее рыночный центр и место законных встреч с любителем-библиофилом. За палатками, на мостовой разбросают свой товар «земляники», более слабые перепродавцы, оперирующие с «розбитью», «разнобоем» и «липой».

С раскладкой спешат, ибо вскоре начнет появляться и интересный, неизменный бытовой типаж Сухаревки. Первым приезжает на разбитом экипаже московского ваньки Кирилл Николаевич Николаев, владелец магазина на Сретенке. Он должен, опередив конкурентов, еще до открытия базара осмотреть все «редкости», выторговать их у владельцев и с чувством особого удовлетворения направить на свой склад. И он усердно работает глазами, руками и набитыми в бумажник кредитками.

Почти одновременно с Кириллом Николаевичем начинает сновать у палаток и маленькая, щупленькая фигурка антиквария Ерыкалова, пренебрегающего книгой и избравшего центром своего внимания старинный фарфор, бронзу, мебель и живопись. Оба они роются так, что напоминают трудолюбивых, отыскивающих свой корм кротов. Медлить и нельзя — помимо продавцов, натекает лавина народа из столичных жителей, любопытных и ищущих развлечения от путешествий и покупок на праздничном рынке. Среди них может найтись «перехватчик» на товар.