Шел еще «сбив» от одного перепродавца, имевшего лавку у Гаврикова переулка. Фамилия его сейчас утрачена. Додумался этот чудак до того, что литературу, свезенную из провинции и с аукционов железных дорог, продавал на вес: Некрасов стоил десять копеек за фунт, Боборыкин>{6} — по пятачку, Гоголь — по семи копеек. Здесь можно было натолкнуться на «разнокалиберные» собрания изданий, на «подставные», на «сборные» и т. п. («разнокалиберные» — т. е. от разных изданий, «подставные» — смесь переплетенных с непереплетенными, «сборные» — где одна книга могла быть составлена из трех разных).
На бирже происходили и совещания торговцев, устанавливавших общий курс на серьезную, спросовую книгу. Делалось это как для поддержания взаимного авторитета, так и для денежных выгод от оборота.
В четыре часа дня у Абросимова можно было производить смотр букинистической Москвы. Не только сходились сюда владельцы небольших «подзаборных мест», «ручники» и разносчики, но даже крупные фирмы засылали своих представителей. В течение недели трактир заменял Сухаревку. «Книжный нерв» или «центр деловых свиданий» — говорили про него. Типичными фигурами трактира были также братья Андреевы — Константин и Семен, торговцы, к которым книга попадала случайно, при другом товаре. Оба были скорее мебельщиками и антиквариями, чем букинистами, дела этого не любили и не знали. Ходили по аукционам «на подторжках» и имели хорошие средства. Константин был тихий и мягкий человек, а Семен — скандалист и драчун, вследствие чего разыгрывались интересные сцены. Придет нетрезвый и палкой ударит кого-нибудь, тот громко крикнет:
— Семка, к мировому пойдешь, двадцать пять за удар!
И обидчик, слегка поторговавшись, как ни в чем бывало вынет двадцать пять рублей и отдаст на примирение, а через несколько минут дебоширит уже с другим. Так продолжается до тех пор, пока денег хватит.
Покупатели и коллекционеры также знали трактир и нередко его посещали. В числе их бывали курьезно-характерные фигуры. Появлялись, например, едва ли не через день, двое помощников пристава местного участка. Один собирал и скупал классиков, а другой всю революционную литературу, несомненно направляя ее «по начальству». Книжники их хорошо знали, держали себя в их присутствии просто, но малость остерегались. Полиция держала книжников под бдительным надзором, и для этого требовался наивный коллекционерский предлог.
Иногда на бирже перекупались адреса мест продажи. Торговец, не имевший денег на приобретение, мог или «прихватить» компаньона, или войти в соглашение с потребителем, разыскивавшим для себя библиотечные пополнения. В последнем случае он ехал по адресу вместе с собирателем, обязывал его хранить молчание о действительной стоимости продаваемого и узнавал о подходящих для спутника экземплярах. Ссудив неимущего на место деньгами, библиофил заранее закреплял за собой нужный материал и брал его по сравнительно невысокой цене. Так как платили за книгу при покупке дешево, то иногда, выдав часть приобретенного, букинист получал все остальное «на барыш», бесплатно. Приглашали с собой коллекционеров еще и для того, чтобы поучиться от них, или, по меткому выражению, «мозгов в башку поднабить».