Или все зря, и он фатально ошибся с определением места атаки? Тогда будет очень плохо… Или наступление просто перенесли на сутки позже, решили дождаться подхода 56-го корпуса Манштейна и ударить крупным кулаком? Нет, фрицы наглы, уверены в своих силах, не будут ждать, они и так тут слишком долго топчутся – будут пытаться сами проломить оборону, подошедшие дивизии лучше использовать для развития успеха в глубине советской обороны.
Пальцы привычно смяли картонный мундштук папиросы – мимолетно подумалось, что стал курить очень много, вредно для здоровья. И чуть ли не рассмеялся: а сколько там осталось у него времени, отпущенного свыше, чтобы организм беречь. Табак – стимулятор изрядный, на войне многие курят – и усталость прогоняет вместе с чувством голода, и нервы успокаивает. А у него все годы после первой войны все время запах смерти и тлена незримо в ноздрях присутствовал, когда разложившиеся останки погибших бойцов, что генералы оставили на поживу воронам, облепленные зловонными зелеными мухами, в ящики и мешки собирали. Жара стояла как сейчас, трупы при ней сильно вздуваются, хоронить нужно сразу.
Папироса не пыхнула огоньком от затяжки, погасла, Гловацкий смял ее в плотно набитой окурками пепельнице. Достал еще один «Норд», чиркнул спичкой – стало легче. Сейчас он категорически потребовал хоронить убитых сразу и немедленно отправлять похоронки родным – нельзя тех бойцов, кто за родину погиб, по чьему-то нерадению «без вести пропавшими» делать. Не имеют права – иначе винтовка в руки и марш вперед, к ДОТам в первую линию, да еще «кубари» на петлицах оборвать, благо трибунал под рукою. И ужас уже наводит на трусов и разгильдяев – вначале приговоры на расстрелы подписывал, а сейчас резолюцию клал – «искупить вину кровью». Вот и все правосудие, не ожидал, что в руках такая сила над человеческими судьбами будет. Нельзя злоупотреблять властью, ломать через коленку безжалостно. Но и жалость боком выйдет, спасая немногих, угробишь всех. Война идет без сантиментов, осадное положение!
Ему невероятно повезло, если так вообще можно сказать в таком вот положении! Будь о наступлении приказ или об отступлении, Гловацкий не знал, что и делать, скорее всего, прилепился бы к предложениям штаба или подчиненных. Но здесь оборона, и на довольно узком участке фронта, а это множество обычных батальонных участков. Дивизии, что оборону держат, тоже были, кадровые, довоенные – не одна там винтовка на троих, а полностью по штатам оснащенные, не уступающие по вооружению любой пехотной дивизии Вермахта.
Представления о 1941 годе по советской литературе и кинофильмам обрушились карточным домиком – он просто понял, видя все собственными глазами, что причина поражения не в недостатках техники или в нехватке вооружения, а в полной неспособности грамотно распорядиться имеющимся, в отсутствии умений и знаний, в самой элементарной растерянности. А чем можно заменить, если сам комсостав воевать учится на войне! Оплачивает учебу и собственную бестолковость большой кровью, безусловно храбрых, так уж исторически сложилось, русских солдат. Зато все «линию партии понимают» и «политически подкованы» – так война представлялась цепью сплошных побед. Чего уж проще – атака, прием сдавшихся в плен братьев по классу, обед, митинг или собрание и снова победная атака. Вот только реалии обрушили эти сладостные мечты – развеялся мираж «пролетарского братства всех стран».