Тут Бардин вспомнил старообрядца Кириллова и заметил, что если власть совершает гонения на иноверцев, начинает щемить инакомыслящих, это в первую очередь говорит о хлипкости государства, а также о неуверенности и трусости правителя и его пристяжи.

Верно, согласился кудрявый, Российская империя вскоре рассыпалась. А тогда, в начале века на зданиях – двуглавые орлы. Мыкола стал российским патриотом, поставлял свое сало в русскую армию. Все хорошо. А через год приехал в город, а город уже в стране Украине. И флаги другие, и молитвы за других, все стали патриотами другого государства. Ну, все, подумал Мыкола, на этом остановимся, но вскоре оказалось, что он – поляк. Польский гражданин. Флаги стали красно-белыми. Исправно служили в костелах за Польшу и Пилсудского. На какое-то время все успокоилось, Мыкола старел, толстел, богател. Первый внук его родился все на том же хуторе. Только хутор чудесным образом переместился в Советский Союз страшного тридцать девятого года. Красные флаги, красные звезды, портреты товарища Сталина. И свиньи стали советскими, земля – колхозной. Не успел Мыкола как следует пропитаться социалистическим патриотизмом, встала необходимость рождать в себе патриотизм национал-социалистический. Хутор стал германским, вермахт требовал сала. Мыкола – житель рейха, обязан любить страну и фюрера. Как тут с патриотизмом? И чего тут делать?

В лес уходить. Ырысту понимающе ухнул. Я бы ушел в горы в тайгу. С другой стороны, если бы моя тайга стала китайской, был бы китайцем и я. Я и похож. Если бы в восемнадцатом году устояла Сибирская республика, не думаю, что многие поехали бы в Россию. И сколько знаю сибиряков вашего славянского происхождения, для них своя земля ценна, священна, их реки – наши реки – Обь, Иртыш, Енисей, а про Волгу и Дон с сидящими там коммунистами – приходит на ум Похуйлайнен, адъютант Маннергейма всея Финляндии.

А Днепр? Хрюкнул носом кучерявый. Сначала подумай, потом говори, редкая птица долетит да середины Днепра.

Ага, чуден Днепр при тихой погоде, поддержал Ырысту, к слову о птицах…

Беседа перешла на тему животного мира и его разумного истребления, Бардин рассказал как он рябчиков… да что там рябчики! Вот караулить горных козлов, ждать, когда они выйдут на солончак, – не пожрать, не оправится, а самое сложное, что закурить нельзя.

Кудрявый скупо поделился махоркой, начал свою охотничью байку. Но тут, шедший впереди, обмахивая веточкой расстегнутый мундир, Сырый остановился, поднял руку. Редко вытянутый по тропе отряд остановился. Петрик обернулся к Бардину и состроил жуткую гримасу. Сырый лязгнул затвором, а кудрявый достал веревку и мигом связал Ырысту руки за спиной, зацепив еще и босые ноги у щиколоток. Бандеровцы готовились к бою. Теперь и Бардин услышал далекий гул автомобильного двигателя. Его опять положили на бок под дерево. Оскорбленный таким поручением Петрик, остался охранять Ырысту, остальные с хищным видом скрылись в чаще.

В густой тени не засыпала мошкара, она норовила попробовать на вкус закрома бардинских ноздрей, и тому приходилось возить губами по зубам, двигая кожу лица, чтобы отгонять настырный, гудящий гнус. Петрик возбужденно ходил взад-вперед, вытягивал шею и вслушивался.