Грузовик повернул налево, остановился у крайних домов деревушки.

– Суртайка, – сказал шофер. – Я дома. А то пошли, земляк. У нас с маманей заночуешь, а завтра попутку поймаешь, и дальше.

– Нет. Я пойду, – отказался Ырысту.

– Так-то темняет уж.

– Это хорошая ночь. Своя.

– С-смотри, – шофер подумал и добавил. – Я б, наверное, тоже пошел.

Ырысту вылез, забрал из кузова аккордеон и направился по дороге. Водитель смотрел ему вслед, а потом открыл дверь, встав на подножку, крикнул:

– Эй, солдат!

Ырысту обернулся. Шофер снял кепку.

– Спасибо тебе, солдат! Спасибо!

***

Догнать, доказать, поймать, доказать. Такую мантру твердил Загорский все последние дни. В Бийске ему предоставили «эмку» с молчаливым водителем, на которой он помчался в сторону алтайских гор. Прибыв в Майму, Ростислав навел справки у здешних коллег, какие машины выезжали в интересующем его направлении. Оказалось – их было немало. Предполагаемый маршрут он начертил на карте еще в пути. Ночь провел в отделении местной милиции, заставив себя хоть немного поспать на выставленных в ряд нескольких стульях. Сон давался с трудом, до тремора колотило азартное возбуждение. Еще немного, и дезертир будет взят. Тогда можно будет спокойно смотреть людям в лицо, Загорский в игре, он не «сбитый летчик». Надо думать, что ни прямому начальству, ни параллельным служакам, никакого дела не было до профессионального статуса Загорского, тем более он давно уже всем все доказал, и его мнительность, его терзания не имели под собой реальной почвы. Сам себя накрутил. Но – дело чести взять дезертира. А! Он уже и не дезертир, да. Вывели смершевцы. Классическим образом, Ростислав и сам так делал неоднократно, выводя из уголовного дела своих осведомителей. Отписываешь «шкурку», то есть агентурную записку, регистрируешь, потом к следаку… в общем, ничего нового. И контрразведка провела Бардина, как выполняющего секретное задание. В этой связи никаких процессуальных оснований к погоне нет, если следовать букве закона, то бегунок – демобилизованный красноармеец, кавалер многих наград, который легально возвращается домой, и никаких претензий к нему быть не должно. Единственное, у него важная фотокарточка, о чем знают всего семь человек, включая полковника Колупаева. «Ростислав Васильевич, это важно, кровь из носу», – сказал по телефону Колупаев, а Загорский мысленно его обматерил. К чему ему судьба музейных раритетов, когда на кону репутация. Взять, непременно поймать. Снимок изъять, пусть подавятся. Но даже в случае утраты фотографии Бардин, возможно, вспомнит, что было написано на обороте. У него способности. Может, благодаря этим способностям, а скорее вследствие общественной деятельности, Ырысту здесь знали, он ко всему прочему оказался автором брошюрки – сборника алтайского фольклора, включающего сказки о богатыре Сыртыкпае, легенды о тюрках Ашина, и вишенкой на торте – подробная публицистическая статья о принятии челканцами и тубаларами российского подданства.

Итак, его знают. Пожилой колхозный председатель, с которым побеседовал Загорский в маленькой деревне у Чуйского тракта, сказал, что Бардин (да знакомы мы с ним, ясен пень) проходил здесь только вчера, переночевал у бабки Егоровны, а утром поймал попутную машину, которая порожняком отправилась за сеном, заготовленным на горных лугах. То есть, домой он направился не по классической трассе, а предпочел срезать путь по медвежьим углам.