– Что такое?! Он в розыске! – Загорский неимоверно злился. – Исай! Сметана!

Андрей хмыкнул, дернул плечом и из легковушки вышли два таких мордоворота, что Сметана предпочел забыть о табельном оружии и принял вид самый, что ни есть, не вовлеченный. Блинов предъявил свои документы.

– И что? – несколько остыл Загорский.

– Бардин работает с нами по делу государственной важности. А теперь нас вызывает начальство. Так что извините. Мы в несколько минут с вами разминулись. Если бы не ваша спешка, обошлись без эксцессов.

– У меня тоже дело государственной важности.

– Мы в курсе. Поэтому и машину вашу знаем, – сказал Блинов и крикнул Бардину. – Пошли!

– Это произвол! – уперся Загорский. – Я не позволю. Я за ним три месяца гонялся.

– Сожалею. Видимо, вы были плохо информированы.

- Давай я его обыщу, потом заберешь. Допросить я хотя бы могу?

– Можете. С санкции комиссара второго ран… то есть теперь генерал-лейтенанта.... , тут Блинов назвал фамилию, от которой Загорский смутился, а Сметана, услышав, упал сначала на корточки, потом снизу заполз на шоферское место.

Ырысту подошел к Андрею, тот показал ему на «эмку», а Загорскому сочувственно сказал, как победивший игрок побежденному :

– Бывают накладки. Но наше дело поважней хотелок Колупаева. Передавайте при оказии привет ему. Прощайте.

Блинов не представил Ырысту своим коллегам, и те не тратили лишних слов, в молчании поехали в направлении Чернигова, прибыв куда автомобиль остановился у металлических витых узоров, исполненных на двустворчатых воротах, подпертых сбоку дощатой будкой, из которой сразу выскочил, словно цепная собака, бдительный часовой. Блинов сказал, что зайдет на минутку, и пошел к четырехэтажному дому, куда от ворот вела асфальтированная дорога, по ней сновали несколько постовых с одинаковым блуждающим выражением лиц, каждому из них Андрей показывал красную книжечку.

Ырысту тоже вылез, присел, потянулся, покрутил головой, разминая затекшую шею, закурил, отвернувшись от часового, который намеренно демонстрировал повязку на рукаве, очевидно дающую ему неоспоримое преимущество перед простыми смертными. Напротив здания черниговских чекистов шипела, громыхала, пенилась стройка, рабочие носили кирпичи, другие мешали в корытах лопатами, прорабской внешности мужик махал руками на двух рабского вида строителей. Начальник рыгнул последнюю ругань, тогда эти двое вдруг повеселели, взяли носилки немалого веса (руки их вытянулись, ноги согнулись) и понесли вдоль дороги. Тот, кто был сзади заметил курящего Бардина, выронил ношу, кирпичи рассыпались. Рабочие стали быстро собирать их обратно, а Ырысту подумал: «Это очень круто. Под самым носом у СМЕРШ», он смотрел прямо на неловкого строителя. Светлые кудри и смешинки от глаз, еще больше похудел Михаил Ракицкий, поза его – вопросительный знак: что будет? Недолгая игра в гляделки, Ырысту растянул опухшие губы, напряженный в ожидании Ракицкий еле заметно вздернул брови и подбородок. Тогда Ырысту головой поводил сначала медленно влево, также медленно вправо, и снова влево – четко, определенно. Тогда Михаил улыбнулся взялся за свои ручки носилок. Строители унесли кирпичи, Бардин как раз докурил, Блинов в это время вернулся. «Сейчас на аэродром, – сказал Андрей и несмешно пошутил. – Шаман выезжает в Москву. Собрался камлать, а бубен забыл».