Из-за угла вышел Тарас, послушал пару куплетов агитки, сказал главе, что денег нет, что держимся, как можем, делая при этом беспалой рукой те движения, которые сурдопереводчик понял бы как «Вон пошел отсюда!». Хилюк не постеснялся сказать это и вслух. Обиженный председатель пошел к следующему дому, а Алена сказала:

– Ты бы уважительней, Тарас.

– С чего бы?

– Власть.

Тарас сел на крыльцо рядом с Ырысту, проговорил:

– Власть. Власть, ты разумей, это запах пота. Пот сам по себе безвкусный, а вонища, когда пот мешается с грязью. Тогда надо с мылом смывать.

– Что ты такое говоришь? – немного испуганно сказала Алена.

– А это не я! – Тарас лукаво посмотрел на Ырысту. – Это китайский император Сяо Вэй сказал. Знаешь такого, Алёнка?

– Не знаю.

– Да знаешь! Песня же есть, – тут Тарас запел. – Песня: «Сяо Вэй, Сяо Вэй, пта-ше-чка! Канаре-ечка жалобно поет!». Так братан?

– А есть еще с отчеством китайским, – с серьезным видом сказал Ырысту, запев романс. – «Сяо Ляо Вэй мой, сяо ляо вэй. Голосистый сяо ляо вэй. Ты куда летишь…».

– Дураки! – Алена засмеялась и пошла в огород к свои грядкам.

Утром Ырысту сидел на крыше, возился с зазором между кровлей и трубой. По лестнице забралась Алена, протянувшая ему жестянку с гвоздями.

– Мне не нужно, – удивился Ырысту.

– Для маскировки – тихо сказала Алена. – Хотела благодарить. Спасибо тебе, Ырыст.

– Не трудно.

– Я же всё боялась, что Тарас… ну сделает с собой что-нибудь. До того черный был. Или со мной сделает. Такой черный аж страшно. А теперь… спасибо тебе.

– Вон что. Пожалуйста.

– После твоего появления наладилось. Дом у нас стал. Не четыре стены, а дом. Настоящий, куда идти хочется, очаг. И какая-то семья. Я ж простая баба, мне только и надо, что дом, да семью. Глядишь, ребятишек Бог даст. И ты не думай, что я этим блокадным детишкам желаю так и надо. Вспылила тогда просто, в тот день пятнадцать лет исполнилось, как мама умерла. Ты не думай. И с немцами никаких у меня не было.

– Я знаю, – сказал Ырысту.

– А, Галина. Понятно. Ты позови ее к нам. Приходите вместе, мы б с ней помирились, а то чего это – не замечать друг дружку. Дружить же, а? Меня прощают, я прощаю.

– И наоборот.

Алена подышала полной грудью, посмотрела с высоты на село.

– Пора мне. Ты приходи ко мне на работу часа через два-три с тачкой. Отвезешь там. Придешь?

Алена спустилась, а через некоторое время ее на лестнице сменил муж. Ырысту и Тарас сидели на крыше, смотрели в ясное небо.

– Видения твои еще бывают? – спросил Тарас.

– Видения и сны, как ночь. Вот древние люди видели в ковше из звезд Большую Медведицу. Как? Или водолей, охотник с собакой. Как они по звездным дырам это видели? Попробуй, расшифруй. Во фантазия!

– Я когда на тот свет забежал, тоже видел чего-то. Тоже не понял.

– Как там?

– На том свете? – Тарас провел языком по зубам, и Ырысту подумал, что друг не изуродован в страх, а он – смешной. – На том свете не хуже, чем на этом. Но все дела – здесь. Грехи наши здесь. Если разобраться, то тот случай, когда я губу потерял и руку, он справедливый. Если все вины мои собрать, то меня пощадили еще. То была, может быть, ключевая развилка, где нужно подумать, пойти в другую сторону. Понял я это только сейчас.