Они пробыли в оазисе два дня и три ночи. Верблюды воспрянули после обильной еды, питья и хорошего отдыха. Пришла еще одна бедуинская семья с небольшим стадом коз. Они согласились продать одну, и Убайд зажарил ее над огнем на вертеле. Запах готовящегося мяса заворожил Мод и Натаниэля. Они принялись беседовать о доме, о семье. Натаниэль говорил о Фэй и о детях, не родившихся во время их короткого брака, потому что жене никак не удавалось их выносить. Его глаза наполнились слезами, когда он о них рассказывал, но он был спокоен. Печален, конечно, однако горе уже ушло. Мод заметила это, но старалась не надеяться. Это было непросто: они еще были молоды, а теперь и оба свободны. Она напоминала себе о не располагающих к любви обстоятельствах, о своей неказистой внешности и решительно подавляла подобные мысли. Саид нарезал козлятину на куски, и каждый брал по очереди – самый маленький кусок из оставшихся, как велел обычай. Ели они молча. Жир стекал по их подбородкам, а огонь обдавал лица жаром. Потом Мод и Натаниэль пошли прогуляться. Дойдя до самой кромки воды, они сели, прислонившись спинами к жесткому стволу финиковой пальмы.

– А ты когда-нибудь испытывала желание схватить без очереди самый большой кусок, просто чтобы посмотреть, что скажут остальные? – спросил Натаниэль, улыбаясь.

– Да. Каждый раз, – ответила Мод, и они рассмеялись.

Ночь была совершенно черной, и звезды мерцали на поверхности пруда. На фоне их отражений в воде Мод едва могла разглядеть профиль Натаниэля, сидящего рядом. От него пахло насыщенной минералами зеленоватой водой, в которой они мылись. При высыхании она делала волосы жесткими. Мод завязала свои в пучок на затылке, а у Натаниэля они торчали во все стороны непокорными вихрами. Все еще смеясь, Мод попыталась их пригладить.

– Ты выглядишь, словно йеху[153], приятель, – поддразнила она.

– А ты, Мод, выглядишь так, словно родилась в этой пустыне, – ответил Натаниэль, и она услышала в его словах одобрение. Она перестала поглаживать его волосы, и ее рука скользнула вниз, на мгновение задержавшись на его щеке. Их молчание вдруг стало многозначительным, глубоким и незнакомым. Она в смущении опустила руку. Они не разговаривали, и Мод не могла угадать его мыслей. Девушка надеялась, что ласка, невольно выдавшая ее чувства, останется незамеченной или не будет иметь последствий. – Возможно, здесь действительно твой дом, – сказал он наконец. – Настоящий дом, я имею в виду. Не могу представить тебя вернувшейся в мир званых обедов и чопорных гостиных.

– Полагаю, в какой-то момент мне придется это сделать. Хотя бы для того, чтобы встретиться с отцом. Но ты прав: жизнь в Англии не интересует меня совершенно.

– Ты всегда так говорила, Мод, и твои слова не разошлись с делом. Это удел избранных. В основном жизнь людей формируют внешние обстоятельства, а ты свою жизнь создала сама.

– Не я одна. Ты ведь тоже мог остаться в Англии и заниматься какой-нибудь скучной работой, как Джон и Фрэнк. Но ты хотел стать исследователем и стал им. Хотел жениться и женился…