Артур стоял в полном замешательстве.

— Но что ты будешь делать, Милдред?

— Я?! — ответила она с тем же жестоким смешком. — О, не беспокойтесь обо мне, мистер Хейгем. Я еще буду счастливой женщиной. Я хочу увидеть жизнь во всей ее полноте — погрузиться в удовольствия, познать власть, изучить ритуалы… все, что подвернется. Может быть, когда мы снова встретимся, я стану леди Минстер или какой-нибудь другой знатной дамой и смогу сказать вам, что я очень, очень счастлива. Женщина всегда любит говорить это своему старому любовнику, хотя ей и не хотелось бы, чтобы он в это поверил. Может быть, — и тут ее взгляд смягчился, а голос сорвался на рыдание, — у меня будет утешение, о котором ты ничего не знаешь.

Он не понимал, что она имеет в виду; на самом деле, он едва слышал ее, раздираемый горем и сомнениями.

Еще мгновение они стояли молча, глядя друг на друга, а потом она вдруг воздела руки к небу и, издав тихий горестный крик, повернулась и быстро побежала по каменному коридору в музей. Артур немного поколебался, а затем последовал за ней.

Мучительное зрелище ожидало его в этом безмолвном зале, ибо там, распростертая на земле перед статуей Осириса, как безнадежная грешница перед неумолимым правосудием, с каштановыми волосами, тронутыми золотым лучом солнечного света с крыши, лежала Милдред, неподвижная, словно мертвая. Он подошел к ней и попытался приподнять, но она вырвалась и в отчаянии снова бросилась на землю.

— Я думала, что все кончено, — простонала она, — и что ты ушел. Иди, дорогой, или я сойду с ума. Может быть, иногда ты будешь писать мне.

Он опустился на колени рядом с ней и поцеловал ее, а потом встал и ушел.

Однако в течение многих лет его преследовала эта сцена великого человеческого страдания, разыгравшаяся в таинственном зале мертвых. Он так и не смог забыть Милдред, лежащую в солнечном свете, и мраморное лицо, с насмешливым спокойствием глядящее на нее сверху вниз; и бренные останки тех, кто в свое время страдал так же, как и она, и века спустя обрел покой, которого и она со временем достигнет, разложенные повсюду — подходящие эмблемы хрупкого тщеславия страстей, высасывающего свои силы лишь из земли.

Выйдя из ворот Квинта Карр, Артур поспешил в гостиницу, намереваясь прочесть письма, которые отдала ему Милдред, и, пройдя через столовую, уселся на скамью, с которой открывался вид на сад. В это время года здесь было, вообще говоря, достаточно тихое место; однако именно в этот день, едва Артур вынул письмо из кармана и, надев на дрожащий палец кольцо, взглянул на две первые строчки письма Анжелы, нетерпеливо отложив в сторону документы с пометкой «читать сначала» из-за их делового вида, как звук торопливых шагов и оживленный гул множества голосов напомнили ему, что нигде поблизости от гостиницы он не может рассчитывать на покой. Пришел второй английский почтовый пароход, и целая толпа пассажиров, которые в это время года стремились в Кейп, спасаясь от английской зимы, радостно хлынула на берег, чтобы поесть, выпить, повеселиться, купить попугаев и плетеные стулья и походить по твердой земле, пока корабль разводит пары.