Они прошли по коридору, Ковалев открыл дверь, пропустил Кесаева, зашел следом, широким жестом предложил садиться куда удобно и сразу же взял быка за рога:

– Шеин уточнил свои показания, Тимур Русланович. Он полностью сознался в убийствах. Есть все основания передавать дело в суд. Надеюсь, теперь вы не будете против?

– А на суде он от них опять откажется.

– Не откажется, – не согласился полковник.

– Шеин уточнил, как вы говорите, свои показания после беседы с Липягиным? – поинтересовался как бы между прочим Кесаев.

– Какое это имеет значение? – сразу напрягся Ковалев.

– Имеет, – в голосе Кесаева лязгнула сталь. – Ваш Липягин занимается набоем. Знаете, что это такое?

– Вам не к лицу уголовный жаргон, товарищ полковник, – Ковалев нахмурился.

– Хорошо, – следователь посмотрел на Ковалева. – Я скажу как юрист: Кравченко пять лет назад заставили оговорить себя с помощью физического и морального давления. И занимался этим Липягин.

– Что?! Опять за свое… – Ковалев вскипел, словно чайник, забытый на огне, вскочил. – Ты охренел, что ли? Это… За такие слова… за такую клевету… – он начал задыхаться, не находя слов. – Блядь! Сука, охуели вы совсем! Вместо того чтобы преступников ловить, сперва нам «дело дураков» рушите, а теперь вот под Липягина копать?! Хуй тебе, а не Липягин, понял?

Последние слова Ковалев буквально выкрикнул, размахивая кулаком.

– Услышьте меня, пожалуйста, Александр Семенович, – тихо и спокойно сказал Кесаев. – Я вам уже говорил – Кравченко пострадал без вины. Он не убивал Закотнову.

– Да он уже убил тогда одного ребенка, забыл? И глаза выколол! Ты что, ебанулся?! Без вины… Несешь мне тут ахинею… – Ковалев сел, расстегнул китель, расслабил галстук.

– Да, и я до сих пор не понимаю, почему за то преступление он отделался так легко, – согласился Кесаев. – Но еще раз: Закотнову убил не Кравченко…

– Ну и хули? А кто тогда? Этот ваш… неуловимый Джо в шляпе? – все еще в запале прохрипел Ковалев, возясь с галстуком.

Кесаев молчал, смотрел мимо собеседника, дожидаясь, пока тот успокоится.

– Ну и что теперь? Дашь этому ход? – мрачно спросил Ковалев. – А ты хоть знаешь, что Липягин трижды ранен? Что у него левое ухо не слышит после операции на черепе? Он двенадцать особо опасных брал, а всего у него…

– Более трехсот успешных задержаний, – договорил Кесаев. – Знаю.

Ростовский полковник некоторое время молчал, переваривая услышанное, – он понял, что Кесаев изучал личное дело Липягина.

– И что? Скажи, хорошо будет для… страны нашей, для людей вот, если Липягина из органов попрут? – спросил наконец он.

– Если бы было хорошо, он бы уже давно здесь не работал, – сказал Кесаев. – И партбилет на стол бы положил. Все мы не ангелы, Александр Семенович.

Ковалев вскинулся, хотел что-то возразить, но сказать ему было нечего, и он, упрямо сжав губы, полез за сигаретами.

– Дай сигарету, – внезапно попросил москвич.

Ковалев молча протянул через стол пачку, катнул цилиндрик зажигалки.

Они закурили, в кабинете некоторое время было тихо.

– Я не знаю, честно тебе скажу, как поступить, – проговорил наконец Кесаев.