– Послушай, дружище, я вроде не слышал, чтобы наш город переименовали в Москву. Если мистер Вулф хочет оповестить всех о том, что он остался без работы, в надежде, что кто-нибудь пустит шляпу по кругу или предложит ему место портье, то это его личное дело. А относительно моего сотрудничества, идите вы к черту! Вы и так повесили на меня обвинения по двум статьям, и по совету адвоката и своего врача я остаюсь дома, принимаю аспирин и полощу горло сливовым соком с джином. Если вы припретесь сюда – не важно кто, – без ордера на обыск вы не войдете. А если явитесь, чтобы обвинить меня в чем-нибудь еще, скажем в жестоком обращении с животными, поскольку я открыл окно в комнате с обезьянкой, то можете либо ждать на крыльце моего выхода, либо расстрелять дверь, это уж как захотите. А теперь я вешаю трубку.

– Черт, да послушай ты минуту!

– До свидания, ты, полный придурок.

Я положил трубку на рычаг, посидел с полминуты, успокаиваясь, и снова принялся печатать. Незадолго до полудня меня вновь оторвали от работы, на этот раз Вулф. Он сидел за своим столом и анализировал комиксы об Ослепительном Дэне. Внезапно услышав свое имя, я развернулся к нему:

– Да, сэр?

– Взгляни-ка на это.

Вулф пихнул лист «Газетт» по столу, и я встал и взял его. То был эпизод из воскресного приложения четырехмесячной давности: цветной, на полполосы. На первой картинке Ослепительный Дэн катил на мотоцикле по проселочной дороге мимо придорожного знака с надписью:

На второй картинке О.Д. уже остановил свой мотоцикл возле персикового дерева, увешанного красными и желтыми плодами. Рядом стояли две женщины, предположительно Агги Гул и Хагги Крул. Первая была сгорбленной старушкой, одетой чуть ли не в мешковину, как мне показалось, а вторая – розовощекой девушкой в норковой шубке. Если вы скажете, не может быть, чтобы в норковой шубке, я отвечу: я лишь описываю то, что увидел. О.Д. говорил в своем облачке: «Дайте десяток».

На третьей картинке девушка протягивала О.Д. персики, а старуха тянула руку за платой. На четвертой старуха отдавала О.Д. сдачу с купюры, а на пятой вручала девушке монету со словами: «Вот твои десять процентов, Хагги», а та отвечала: «Большое спасибо, Агги». На шестой О.Д. спрашивал у Агги: «Почему вы не делитесь поровну?» – и Агги объясняла ему: «Потому что это мое дерево». На седьмой картинке О.Д. снова катил на мотоцикле, но тут я решил, что с меня довольно, и вопросительно взглянул на Вулфа:

– Я должен это как-то прокомментировать?

– Да, если можешь.

– Я – пас. Если это реклама Национальной ассоциации промышленников, то материал подан неудачно. А если вы имеете в виду норковую шубку, то Пэт Лоуэлл вряд ли заплатили за то, что она в ней позировала.

Вулф хмыкнул:

– Были еще два похожих эпизода, в прошлом и позапрошлом году, с теми же самыми персонажами.

– Значит, это вполне мог быть чей-то заказ.

– И тебе больше нечего сказать?

– Пока да. Я не мозговой центр, я всего лишь машинистка. Мне надо закончить этот чертов отчет! – Я пихнул художество ему обратно и вернулся к работе.