А копрофаг просит тарелку, срет на нее и ест дерьмо, восклицая: «М-м-м-м-м, моя питательная субстанция».
По улицам и вестибюлям отелей бродит в поисках жертв целый батальон агрессивных зануд. Интеллектуал-авангардист — «Разумеется, из всего написанного в настоящее время достойны рассмотрения лишь научные труды и периодические издания» — сделал какому-то человеку инъекцию балбокапнина и готовится прочесть ему бюллетень «О применении неогемоглобина в контролировании множественной дегенеративной гранулемы». (Все доклады, конечно, — тарабарщина, которую он сам состряпал и напечатал.)
Англичанин из колоний, сопровождаемый пятью полицейскими, остановил в клубном баре какого-то субъекта:
— Послушай, ты знаешь Мозамбик? — И он пускается в бесконечное повествование о своей малярии. — А доктор сказал мне: «Могу лишь посоветовать вам покинуть эту местность. Иначе я вас похороню». Этот коновал держит на стороне небольшое похоронное бюро. Можно сказать, уравнивает шансы и время от времени подбрасывает сам себе выгодную работенку. — А после третьей порции розового джина, познакомившись с вами поближе, он переходит на дизентерию: — Испражнения какие-то странные. Светло-желтые такие, вроде как протухшая сперма, только волокнистые.
Путешественник в тропическом шлеме выпустил в одного гражданина из воздушной трубки отравленную кураре стрелу и делает ему ногой искусственное дыхание. (Кураре убивает, парализуя легкие. Он не обладает токсическим эффектом, строго говоря, не является ядом. Если сделать искусственное дыхание, человек не умрет. Кураре с огромной скоростью уничтожается почками.)
— Это было в год чумы рогатого скота, когда умирало все, даже гиены... А я остался в верховьях Бабуиновой Задницы без капли полового возбудителя. Когда возбудитель сбросили наконец с самолета, моя благодарность не знала границ... В сущности, а я никогда раньше не говорил этого ни одной живой душе — безнадежные недоумки, — его голос эхом отдается в громадном пустом вестибюле отеля в стиле 1890-х годов: красный плюш, фикусы, позолота и статуи, — я единственный из всех белых, кто вступал в Агутийское общество[23], наблюдал его отвратительные ритуалы и участвовал в них.
(Агутийское общество распущено из-за Фиесты чиму. В древнем Перу чиму нередко предавались педерастии, а иногда устраивали кровавые побоища с дубинками, доводя число убитых и раненых за день до нескольких сотен. Юноши, усмехаясь и подталкивая друг друга дубинками, движутся к полю. И вот начинается битва. Благосклонный читатель, уродливость этого зрелища лишает смысла любое описание. Кто способен быть съежившимся и обоссывающимся трусом и все же злым, как лиловозадый мандрил, чередуя эти скверные состояния, как водевильные скетчи? Кто способен срать на поверженного противника, который, умирая, ест дерьмо и мычит от наслаждения? Кто способен повесить слабого пассивного партнера и хватать ртом его сперму, как злой и порочный пес? Благосклонный читатель, я охотно избавил бы тебя от всего этого, но перо мое своенравно, как Старый Мореход