– Все уже давно решено за тебя. И за Митю твоего. И за Лину.

– Главное, чтобы он поправился, – быстро проговорила Стелла. Отступившая на время тревога за любимого вновь вернулась, захотелось сорваться и бежать к нему, быть подле него, держа за руку. Но такого ей, разумеется, не позволят.

– Он поправится, – убежденно сказала Евгения Ивановна, – точно тебе говорю, даже не сомневайся. – А потом прибавила не совсем понятное: – Он ведь тут. Не в Локко.

Женщины – молодая и пожилая – посидели еще некоторое время, после Евгения Ивановна пошла домой, а Стелла – в больницу. Как ни уговаривала ее новая старшая подруга, девушка не согласилась переночевать у нее.

Евгении Ивановне пришлось вновь поговорить с главврачом, и Стелле разрешили остаться на ночь в больнице, поспать в сестринской. Впрочем, ложиться она не собиралась. Знала, что всю ночь так и просидит возле дверей реанимации.

Перед тем, как расстаться, Стелла спросила у Евгении Ивановны про Николая Васильевича. Вроде и не собиралась спрашивать, но что-то как за язык дернуло.

– Мы с ним чуть не поженились, – просто ответила женщина. – Муж у меня умер, я одна дочек растила. А Колина дочь погибла в Локко. Вены себе вскрыла ни с того ни с сего. Тут такое случается, я тебе говорила. Жена уехала, а он остался. Он один, я одна… Встречались некоторое время. Почти четыре года.

– Четыре года? И расстались? Он, по-моему, до сих пор на вас смотрит, как на святую! – не сдержалась Стелла и неловко извинилась: – Простите, что лезу не в свое дело.

– Почему расстались? – не обращая внимания на ее смущение, проговорила Евгения Ивановна. – Надоели его приходы и уходы, вот почему. Разве так семью построишь? Я к нему переезжать отказывалась. В Локко жить – да ни за какие коврижки! От этого места у меня мороз по коже, я там и была-то сегодня первый раз в жизни. Да и вообще, у меня дети в Отрадном, работа, родные – мать с братом. Ему-то проще было, он один жил. Продал дом – взял да и перебрался. Так я ему втолковывала. Только Коля отказывался.

Она помолчала, опустив голову. Стелла тоже не нарушала возникшей гулкой, опасной тишины.

– Он не мог уехать – все ждал ее, Лидочку свою. Теперь-то, говорит, жалеет. Видишь, просит узнать, как от дома избавиться – продать. Уехать хочет. Не могу, говорит, больше. А в те годы ждал…

Стелла еле дышала от волнения. Ей казалось, еще секунда – и она услышит что-то, после чего уже не сможет быть прежней. Есть вещи, которые передвигают что-то в твоей душе, открывают тайные врата, обнажают пустоты и глубины, и тогда внезапно оказывается, что ты все еще способен верить в страшные сказки.

Девушка хотела спросить, видел ли несчастный отец покойную дочь, но никак не могла заставить себя задать этот вопрос. Однако Евгения Ивановна словно подслушала ее мысли.

– Видел. Конечно, видел, – тихо проговорила она. – Лидочка приходила и говорила с ним, много раз за эти годы. Коля всякий раз пытался спросить, зачем она это сделала? Кто ее надоумил?.. Только Лидочка не понимала, о чем это он, понятия не имела, про что отец говорит. Для нее словно ничего и не было. Потом Лидочка исчезала, и он каждый раз заново хоронил ее. И умирал вместе с ней… А у меня больше сил не было видеть, как он мучается.