Она сказала все – и теперь оставалось договорить последнее.

– Я скоро уеду, Митя. К сестре. Ты не волнуйся, с «Мителиной» все будет хорошо. Тебе теперь ничего не угрожает, – она грустно усмехнулась, – так что мне здесь больше нечего делать.

Он молчал.

– Все наладится, вот увидишь. И у тебя, и… у меня тоже. – Стелла повернулась к своему столу, склонилась над ним, стараясь не показывать, как ей тяжело.

– Почему ты хотела, чтобы тебя называли Стеллой? – вдруг спросил он. – Разве Светлана – плохое имя?

Она ожидала чего угодно, но не этого вопроса, и от изумления сказала то, чего никогда никому не говорила:

– Мне казалось, имя слишком простое. Обычное. А Стелла как раз подходит сильной и самостоятельной девушке. Думала, я такая и есть: независимая, гордая. Только никакая я не… Я запуталась, ни в чем не могу разобраться! И не знаю, что мне теперь делать!

Выдав эту тираду, она поняла, что больше не может сдерживаться, и заплакала – впервые за этот долгий день.

Митя подошел к ней и снова обнял одной рукой – бережно, нежно, как старший брат. А она все плакала и плакала, прижавшись лицом к его груди.

– Ты спасла мне жизнь, – тихо сказал он, когда ее рыдания немного поутихли. – Но ты не догадываешься, что сделала еще одну непостижимую вещь. Такое никому раньше не удавалось, и я не могу понять, как это случилось, но, когда ты была рядом, я каким-то образом преодолел серое. Серого для меня больше не было!

– О чем ты? Какое еще серое? – удивилась Стелла и вдруг вспомнила странные слова Мити там, в карете «Скорой помощи». Ей тогда показалось, что он просто бредил.

– Может, я и расскажу тебе когда-нибудь. – Он помолчал, будто не решаясь продолжить. – Пожалуйста, ответь мне… Что, если я попрошу тебя никуда не уезжать, остаться здесь, со мной? Ты останешься?

Стелла отстранилась от него, подняла заплаканное лицо и взглянула на Митю, стараясь прочесть самое важное в его глазах. Понять, чего он на самом деле ждет от нее, что стоит за этими словами – сила привычки, чувство благодарности, дружеское участие, жалость или, хуже того, боязнь перемен. Или, все-таки, нечто другое…

Митя не отвел взгляда, и они долго смотрели друг на друга, словно виделись впервые в жизни.

А потом она медленно кивнула, соглашаясь остаться.