— Вещи давай! — приказал Николаю санитар. — А ты марш в процедурную!

Дед послушно поплелся куда-то по коридору. Санитар с вещами шел за ним, как конвойный. Дверь в палату осталась открытой. От ее проема невозможно было отвести глаз. Бездумное, тихое блаженство, словно напитанный благовониями воздух, медленно выливалось из кельи в желтый коридор, и, надышавшись им, хотелось так же прилечь и, покачиваясь, забыться в дремотном покое. Так бывало, когда, набродившись по лугу летним жарким днем, очутишься наконец у прохладной реки. Поют птицы, стрекочут кузнечики, и бесконечно журчит вода…

Санитар зевнул еще раз и не спеша закрыл дверь на ключ.

«Бежать! — озарило Николая. — Бежать! Немедленно! Скорее!»

Лучики желтого света, пробиваясь сквозь дверные зрачки, пронизывали коридор.

Наконец, придерживаясь за стену, в коридоре появился дед. Николай взял его под руку, потянул к выходу.

— Пошли, дед. Скорее. Скорее!

Андрей Николаевич едва успевал перебирать ногами. Когда оказались на улице, он попросил пощады.

— Мне уколы дают… Голова не слушается.

— Потерпи, дедушка, потерпи, — взмолился Николай, — Давай на руках понесу? На закорках?

— Сам пойду, — заявил дед, и Николай вспомнил наказ главврача — соглашаться во всем.

Андрей Николаевич остановился возле деревянного строения с большими окнами, улыбнулся.

— Здесь мы коробочки клеим!

— Какие коробочки? — механически спросил Николай.

— Для детских игрушек.

Они направлялись к монастырским воротам, — и те уже были близко! — но дед вдруг свернул к тяжело дышащему храму. Перекрестившись, приложился к ободранной стене и на секунду замер, словно ожидая, когда пройдет вдруг нахлынувшая боль.

— Как ты думаешь, — спросил он, заглядывая вверх, — долго этот храм строили или нет?

За их спинами гулкими выстрелами хлопали доски, разгружаемые с вагонетки.

— Долго, долго. — Николай взял руку деда. — Пошли.

Дед поозирался и сунулся к уху Николая.

— Какое сегодня число? Не шестое июня?

— Нет, первое, — испугавшись горячего шепота, отпрянул Николай. — Идем, дед. Скорей!

— Это хорошо! — тихо рассмеялся дед. — А они меня били. Я в уголку там распятие нарисовал. Икон-то не дают… Они били. Стену испортил.

Николай повлек его к воротам, и дед пошел, загребая ногами бурую прель опилок. Однако у ворот снова заупрямился, потянулся к уху.

— Ты Жогу знаешь? Пойди к нему, а? Пойди! Попроси, чтоб Ванечку отпустили? Я же тут Ваню Игнатова встретил! Коробочки клеили… Попроси!

— Какого Ваню, дед? — чуть не закричал Николай, пятясь к воротам. — Бежим! Бежим отсюда!

— Ты не бойся! — горячо зашептал Андрей Николаевич. — И мне страшно, но ты не бойся!.. Ваню выручать надо! Это же мой ученик! Я его грамоте учил, когда в Великом Забвении жили. И выучил! Не думай, он здоровый. Ему только уколы такие дают. Голова не слушается… Выручим Ваню, а? Коленька?

— Нас ведь обоих сюда… — непроизвольно вырвалось у Николая. — Бежим!

Они миновали калитку со старухой надзирателем и вырвались-таки на волю. Дед сразу как-то протрезвел, пошел ровнее, без поддержки. Дорога от монастыря была прямая и длинная, так что, сколько ни беги по ней, все время преследовало чувство, будто угрюмые стены движутся за тобой.