Зуд, наоборот, нарастал. Перед глазами стояла мокрая пелена. Внутренности гудели от ощущения, что там все растет, уменьшается, перестраивается.

Не представляю, сколько длилась эта пытка. Я кричала, стонала, била кулаками об пол, моля, чтобы все поскорее закончилось. И оно утихало… но лопатка теперь беспокоила больше всего.

За окном по-прежнему было темно. Пульсары давно погасли. Я не представляла, что нужно сделать, чтобы все прекратилось. Оно закончится само или нужно предпринять меры? Я полностью освободилась от влияния Самины и ее кровожадной потребности причинять другим боль или нет? Если спина так сильно зудела, значит, началось побочное действие, усиливающее или ослабляющее яды, и что-то мне подсказывало, что настолько плохо при хорошем исходе быть не должно.

Что делать? Для второго колдовства нужно сто тиков. Это очень много, мне еще день в таком состоянии не протянуть. А ведь придет черноволосая дочь Смотрящего, увидит меня здесь, все поймет.

В ответ на мысли о девушке спину обдало жаром. Стало зудеть сильнее. И я почесала бы, если бы не нарастающий жар в ладонях, словно в напоминание, насколько мой мозг и тело устали от издевательств.

Все плохо. Очень плохо.

Появился зов. Я кое-как встала на колени, посмотрела на дверь.

Самина…

В поле зрения попал белый платок, выделяющийся в темноте комнаты. Я потянулась к нему, дрожащими пальцами поднесла к носу, вдохнула.

Шай!

Мысль не оформилась, однако ноги понесли меня прочь из комнаты, прямиком к академии. Голова шла кругом, я часто падала, приземлялась на поврежденные ладони, сдерживала стон, поднималась, двигалась дальше.

Вроде бы ничего не понимала, однако через главную дверь в корпус со студенческими комнатами не пошла, выбрала путь через окно к тому, к кому надо, а не к кому тянуло. Как-то добралась до второго этажа, распахнула створки, ввалилась внутрь, попутно скидывая все со стола.

Я была не я. Сдерживалась от боли, терпела очередной приступ, сжимала что-то в руке, оказавшееся листом с переписанными словами.

Под потолком вспыхнули пульсары. Меня за шиворот подняли сильные руки, встряхнули. Через мутную пелену я смогла различить Кираана, услышала его голос и прохрипела:

— Шай, пожалуйста.

— Смертница теперь и ночью вваливается к нам. Пора преподать ей урок, я долго терпел.

— Погоди.

Зуд, он не давал покоя. А еще свет был слишком ярким.

Словно поняв мое неудобство, кто-то приглушил его. Удерживающие меня руки исчезли, и я рухнула на пол. Зрение прояснилось. Удалось рассмотреть босые ноги, широкие серые штаны, голый торс, светлые волосы.

— Помоги, — сложила я полыхающие ладони в мольбе. — Пожалуйста, помоги, в ответ я сделаю все, что попросишь.

— Считаешь, наследному принцу что-то может понадобиться от оборванки? Не смеши седины моего отца и выметайся.

А Кираан прав. Мне нечего предложить.

— Выйди, — произнес Шай.

— Ты окончательно рехнулся? Выбрось эту мерзость за дверь, и дело с концом. Сколько можно терпеть ее выходки?

— Выйди, Кир, это пока лишь просьба.

Я часто задышала, борясь с очередным приступом боли в теле. Она теперь казалась ничтожной по сравнению с зудом под лопаткой. А тот, словно неугомонные рогзи, разрастался вглубь и ширь, заполнял собой все вокруг, стучал в голову назойливым желанием. Почесать. Хоть немного.