— Простите.
— Не могу, — снисходительно улыбнулась она, от чего стала еще прекраснее.
Под потолком оранжереи ярко светили пульсары, нас окружала зелень натмамов — низкорослых деревьев из самой южной точки Надмирии. Вокруг витал приятный цветочный аромат, но он был приглушен запахом меда.
— Я стараюсь ради тебя, зверек. Если прощу, то ты не усвоишь урок и не изменишься. Ты слишком упряма и своевольна, и эту гниль из тебя сложно достать. Если я попросила рассказать, что произошло за сегодняшний день, значит, жду подробного описания событий, а не нелепого «ничего нового». Теперь давай без утаек, поняла?
— Слушаюсь, аиэса. Сначала была пробежка. Затем я сходила в дикий сад, напитала его, потом пошла к наследному принцу, долго стучала в дверь, пока не разбудила его — я запомнила ваши слова и больше в комнату не заходила. Я молодец?
— Да, ты умница. Что было дальше?
— Дальше мы снова переписывали архивные документы. За месяц почти все восстановили. Осталось немного.
— О чем вы говорили с принцем?
— Мы в основном молчали. Только…
— Что? Рассказывай, ты же знаешь, что мне можно доверять.
— Конечно, — начала подползать я к Самине на коленях, но не решилась дотронуться до подола ее юбки. — Он очень задумчивый в последнее время. Смотрит на меня долго и ничего не говорит. Но дело не в моем поведении, честно-честно. Я все контролирую, не позволяю себе лишнего. Просто ходят слухи, что участились случаи с искаженным колдовством, поэтому наследный принц недоволен. И… он опять предложил потренироваться с ним после заката.
— Ты согласилась?
— Как могу? Это запрещено. Девушке не положено выходить из комнаты в темное время суток. Тем более вы сами говорили, что он… ваш.
Самина недовольно покачала головой, и я сжалась от предстоящего наказания. Снова разочаровала ее. Снова сделала что-то не так.
— Согласись.
— Что?
— Зверек, ты оглохла? На этот раз согласись, я сказала. Как ты меня раздражаешь своей тупостью. Немедленно дотронься до хиэрии!
Из глаз брызнули слезы. Руки затряслись — они помнили всю пережитую боль. Вот только я не имела права противиться и хоть как-то демонстрировать нежелание исполнять волю моей славной аиэсы. Она права, во всем права: следует отвечать за свои поступки.
Я потянулась к остролистому цветку, и кожу обожгло его защитными соками. В ушах зазвенело. Ладони обдало нестерпимым жаром, который опаляющими плоть щупальцами потянулся к плечам. Стало невыносимо. С губ едва не сорвался стон, однако я не имела права пискнуть, потому до крови закусила внутреннюю сторону щеки. Сдерживалась. Даже не мычала. Стояла на коленях, едва не падала.
Я виновата, а виноватые должны быть наказаны.
Я виновата.
Я снова виновата.
Запах меда окутывал. Он помогал бороться, давал силы на выполнение желаний моей аиэсы. Это все ради моего блага.
— Можешь отпускать.
— Спасибо, — разрыдалась я и отползла.
Едва не уткнулась лбом в песок, старалась не смотреть на свои слабые, дрожащие руки. Я не достойна, раз не могу выдержать наказания. Нельзя плакать. Это все ради меня.
Пришлось вытереть слезы тыльной стороной ладони. Превозмогая боль, выпрямиться и ровно сесть на колени перед блистательной Саминой.