Я же познакомил тебя с Эриком, сказал Коннелл.

Только после того, как он сам об этом попросил. И, если честно, по-моему, тебе не очень этого хотелось.

Коннелл закрыл глаза. Дело же было на похоронах, сказал он. В смысле человек умер. Мне кажется, не самое подходящее место для знакомств.

Знаешь, если ты не хотел, чтобы я сюда ехала, не звал бы, сказала она.

Он медленно вдохнул и выдохнул. Ладно, сказал он. Я жалею, что я тебя позвал.

Она села рядом с ним в постели. Ты это о чем? – сказала она. Ты жалеешь, что я пошла с тобой?

Нет, я сожалею, что создал у тебя ложное представление о том, как оно там будет.

То есть ты вообще не хотел брать меня туда?

Если честно, я и сам не хотел там находиться. Прости, если тебе было муторно, но это, типа, все-таки похороны. Не знаю, чего ты ждала.

Она резко вдохнула через нос, он услышал.

На Марианну ты успел обратить внимание, сказала она.

Я на всех успел обратить внимание.

Но, согласись, ее ты был особенно рад видеть.

Хелен, да какого хрена, сказал он тихо.

Что?

Почему, если мы в чем-то расходимся, ты всегда об этом? У нас только что друг покончил с собой, а ты выговариваешь мне насчет Марианны? Ты это серьезно? Ну да, я рад был ее видеть – я что, после этого чудовище?

Ответ Хелен не проговорила, а тихо прошипела. Я очень сочувственно отнеслась к твоему горю, ты сам это знаешь, сказала она. И что, после этого я должна делать вид, что ничего не замечаю, когда ты прямо на моих глазах таращишься на другую женщину?

Я на нее не таращился.

В церкви – таращился.

Ну, не специально, сказал он. Уж ты мне поверь, в церкви атмосфера была не очень сексуальная. Гарантирую.

А почему ты всегда так странно себя ведешь в ее присутствии?

Он нахмурился – он так и лежал с закрытыми глазами, лицом в потолок. В ее присутствии я веду себя самым нормальным для себя образом, сказал он. Наверное, я просто такой вот странный.

Хелен ничего не ответила. Просто легла с ним рядом. Прошло две недели – и все кончилось, они расстались. К этому времени Коннелл уже так измучился и исстрадался, что даже не знал, как на это реагировать. Чего только с ним не происходило: приступы плача, панические атаки, – но ему казалось, что все это находит на него извне, а не порождается внутри. Внутри он вообще ничего не чувствовал. Он напоминал продукт из морозилки, который слишком быстро разморозили: снаружи он уже оттаял, а внутри еще – кусок льда. Получалось, что ведет он себя эмоционально, как никогда, а чувствует при этом меньше обычного или совсем ничего.

Ивонна медленно кивает, сочувственно жуя губами. А как тебе кажется, здесь, в Дублине, у тебя появились друзья? – говорит она. Люди, с которыми ты близок, с которыми можно поговорить о своих переживаниях?

Ну, пожалуй, с моим другом Найлом. Именно он мне рассказал про эту штуку.

Про университетскую службу психологической помощи?

Угу, говорит Коннелл.

Ну, это хорошо. Он явно о тебе заботится. Значит, Найл. И он тоже учится в Тринити.

Коннелл кашляет, прочищая пересохшее горло, и говорит: да. У меня есть еще довольно близкая подруга, но она в этом году уехала по обмену.