, и исчез на своей бывшей машине, которую теперь арендовал у ее нового владельца за тридцать рублей в день. А Неля на такси отвезла детей к своим родителям и весь остальной день провела в Министерстве культуры, умоляя инспекторшу Собачникову осмотреть и опечатать уже не ту итальянскую скрипку, с которой она была на комиссии в Новодевичьем монастыре, а другую – советскую, производства скрипичной фабрики «Заря». Следующий приемный день этой оценочной комиссии приходился на пятницу, а Рубинчики уезжали в четверг, и дочка могла вообще оказаться без скрипки, если Неля не сможет уломать эту Собачникову снизойти до нее хоть на пару минут. Но Собачникова была занята то на совещании по проведению советско-сирийского музыкального фестиваля, то на проработке инструкций повышения музыкальной культуры сибирских школьников, то в очереди за фасованной шведской телятиной, болгарскими помидорами «лечо» и египетскими мандаринами, которые в преддверии ноябрьских праздников продавали в министерской столовой.

Изматывая свою душу ожиданием, с заострившимися до ожесточения чертами лица, потная под тяжелым зимним пальто, Неля упрямо стояла в коридоре под дверью с табличкой «СОБАЧНИКОВА 3.А.» и двумя руками держала детскую скрипку в черном футляре.

Мимо Нели проходили инструкторы и инструкторши Управления детского и юношеского музыкального образования и Управления народного музыкального творчества, инспекторы Отдела исполнения классической музыки и Управления массовой песни, члены Коллегии национальной музыки братских республик и сотрудники Комиссии по музыкальной культуре малых народов СССР. Почти половина их были Нелины знакомые или даже соученицы по консерватории, в которой она провела практически всю жизнь – сначала в школе для одаренных детей, потом студенткой, а затем аспиранткой, ассистентом профессора и, наконец, и.о. профессора по классу фортепиано. Музыкальная Москва, как и любая музыкальная столица мира, – это клановое общество, здесь все знают друг друга, и здесь хорошо известно, что управлять музыкальным искусством идут в Министерство культуры те, кто сам играть не умеет. Ну, а также жены и дети партийной номенклатуры, окончившие музыкальные вузы.

Но теперь именно они – те, кто еще три месяца назад при встрече с Нелей бросались ей на шею как лучшие подруги, лицемерно жалуясь на свою «нетворческую», бюрократическую работу, – теперь все они проходили мимо нее, намеренно не глядя в ее сторону. При этом их лица приобретали выражение монашек, которых оскверняло даже само появление этой предательницы Родины в их высоком и святом учреждении.

Неля терпела. Чем демонстративней было их брезгливо-высокомерное отчуждение, тем ожесточенней она приказывала себе выстоять тут, несмотря ни на что. Конечно, другая на ее месте гробанула бы эту чертову скрипку о стену, выругалась матом – «Да подавитесь вы вашими сраными скрипками!», хлопнула бы дверью и ушла! Но только не еврейская мать. Ради ребенка еврейская мать может вынести то, что русский человек может вынести только ради Родины – стать Зоей Космодемьянской, генералом Карбышевым и Александром Матросовым.