И прочие подобные глупости.

Генерал Кузмичев, получивший инструкции продемонстрировать вежливость, задержал активные действия милиции, приготовленной на всякий случай в тылу ОВИРа, на Троицкой улице, и в панике позвонил полковнику Гольскому.

Гольский примчался в ОВИР и сразу же оценил создавшуюся ситуацию как тупиковую. Демонстрация происходила на глазах у целой банды западных фотокорреспондентов, а среди евреек были беременные и женщины с грудными детьми. Таким образом, ни о каких активных действиях милиции и тем паче об арестах не могло быть и речи, иначе это завтра будет на первых страницах газет всего мира и уже не одна Инесса Бродник станет еврейской Жанной д'Арк, а сто сорок! Нет, этого нельзя допустить! Но что же делать?

Конечно, вмеcте с Гольским сюда прикатил весь его отдел плюс шесть бригад Оперативной службы наружного наблюдения, и всю эту демонстрацию они профессионально инфильтрировали своими агентами и агентшами и сквозь окна черных «Волг», спецавтобусов и даже с эстакады через Самотечную площадь снимали фото- и телекамерами для последующей идентификации участников и скрытыми микрофонами записывали все разговоры и выкрики. Но и наглые западные телеоператоры не теряли времени: видя пассивность милиции и КГБ, они перетащили свои телекамеры через площадь и брали у этих евреек интервью прямо на ступеньках парадного входа в ОВИР.

– Может, я их приму? – сказал Кузмичев Гольскому, стоя за кисейной шторой у окна своего кабинета и глядя сверху на демонстрацию.

– И что ты им скажешь? – спросил Гольский. – Они тут усядутся в кабинете и устроят сидячую забастовку. Как когда-то в Приемной Верховного Совета. Ты их за волосы будешь отсюда вытаскивать?

– А если впустить пять-шесть человек? А остальных обнадежить?

– Ни за что! – отрезал Гольский. – Если им сейчас уступить, у тебя тут каждый день будет тысяча человек, со всей страны! Это же евреи! Ты дай им палец – они руку откусят!

– Что же делать?

– Не знаю еще… Н-да… Положение… – сказал Гольский, тоже стоя у окна и глядя сверху на этих еврейских женщин. Многих из них он не видел никогда, но кое-кого узнавал по фотографиям в их личных делах. Вот Инесса

Бродник – маленькая седая жидовочка в сером стеганом ватнике и ботинках. Приготовилась, значит, к аресту. Вот Зина Герцианова, жена артиста, чистокровная русачка и почти на тридцать лет моложе своего мужа, а туда же – с еврейками на демонстрацию! И по-английски чешет прямо в камеры американского и голландского телевидения. А вот Рая Гольдина, трижды отказница и сволочь бесстыжая – вытащила грудь и прямо на морозе кормит грудью ребенка. Все-таки поразительны эти жидовские бабы! С одной стороны – безумные матери, а с другой: ради этого сраного Израиля – в мороз на демонстрацию с грудным малышом!…

– А ведь красивая, сучка! – сказал Кузмичев, стоя рядом с Гольским.

Гольский взглянул ему в глаза, их взгляды встретились, и генерал смутился: