Он повернулся к Филиппу и слабым голосом сказал:

— В баре есть виски. Нет, справа, маленький китайский шкафчик; там. Там же и стаканы. Обслужи нас; побудь горничной.

Филипп наполнил два стакана, один протянул Даниелю и остался стоять перед ним. Даниель залпом выпил виски и почувствовал себя лучше.

— Будь вы поэтом, — сказал он ему, внезапно переходя на «вы», — вы бы почувствовали, что в нашей встрече есть некая предопределенность.

Мальчик кокетливо засмеялся:

— Кто вам сказал, что я не поэт?

Он смотрел Даниелю прямо в глаза: с того момента, как он вошел в комнату, вид и манеры его изменились. «На него наводят робость отцы семейства, — раздосадованно подумал Даниель, — он больше меня не боится, потому что догадался, что я таковым не являюсь». Он сделал вид, будто колеблется.

— Я вот что думаю, — задумчиво проговорил он, — заинтересуешь ли ты меня?

— Вы лучше бы подумали об этом немного раньше, — ответил Филипп. Даниель улыбнулся:

— Время еще есть. Если ты мне наскучишь, я выставлю тебя вон.

— Не стоит труда, — сказал Филипп. Он направился к двери.

— Останься, — окликнул Даниель. — Я хорошо знаю, что я тебе нужен.

Филипп спокойно улыбнулся, вернулся и сел на стул. Поппея прошла мимо него, он поймал ее и посадил себе на колени, причем она не сопротивлялась. Он ласково, с наслаждением погладил ее.

— Большой плюс для тебя, — удивленно сказал Даниель. — В первый раз она позволяет такое.

По физиономии Филиппа скользнула извилистая фатоватая ухмылка.

— Сколько у вас кошек? — спросил он, потупив взор.

— Три.

— Большой плюс для вас.

Он чесал голову Поппеи, и та начала мурлыкать. «Этот шпаненок выглядит более непринужденно, чем я, — подумал Даниель, — он знает, что нравится мне». Он резко спросил, чтобы привести его в замешательство:

— Итак? Как это произошло?

Филипп выпустил Поппею, раздвинув колени; кошка спрыгнула и убежала.

— Что ж, — ответил Филипп, — вы все угадали. Добавить больше нечего.

— Где ты был?

— На севере. Место, которое называется Парни. — Ну и?

— Там мы держались два дня, а потом появились танки и самолеты.

— Одновременно? — Да.

— И ты испугался?

— Да нет. Возможно, страх это что-то другое.

Его лицо посуровело и постарело. Опустошенными глазами он смотрел в пустоту.

— Все бежали, и я побежал с ними.

— А потом?

— Я шел пешком, потом меня подобрал грузовик, потом я снова шел; в Париже я третий день.

— О чем ты думал, когда шел?

— Ни о чем.

— Почему ты ждал до сегодняшнего дня, чтобы покончить с собой?

— Я хотел еще раз увидеть мать.

— Ее нет в городе?

— Да, ее нет в городе.

Он поднял голову и дерзко оглядел Даниеля.

— Вы ошиблись, приняв меня за труса, — резко отчеканил он.

— Правда? Тогда почему ты убежал?

— Потому, что бежали все остальные.

— Однако ты собирался наложить на себя руки.

— Да, собирался.

— Почему?

— Слишком долго объяснять.

— Кто тебя торопит? Налей себе еще виски. Филипп выпил еще. Щеки его порозовели. Он усмехнулся.

— Если бы речь шла только обо мне, мне было бы безразлично, трус я или нет. Я пацифист. Что такое военная доблесть? Отсутствие воображения. Солдаты — мужественные люди, но это настоящие скоты. Сущее несчастье — родиться в семье героя.