— Вы не топите печку?

— Мы решили больше по утрам не топить.

— Вижу.

Он резко встает:

— Шнейдер! Шнейдер выпрямляется: — Да?

— Пошли, мне нужно с тобой поговорить. Деврукер облегченно вздыхает и подходит к столу, он держит лист бумаги, все тут же окружают его, из-за холода никто не садится.

— В общем, так, — начинает Деврукер. — В общем, так. Но он умолкает, он ждет. Брюне на прощание машет рукой и выходит. Шнейдер, посвистывая, следует за ним.

— Фальшиво свистишь.

— Я всегда фальшиво свистел, — говорит Шнейдер. Брюне оборачивается и улыбается ему. Шнейдер тоже изменился. Он скверно выглядит, кашляет, но глаза у него почти веселые. Брюне открывает дверь своей комнаты.

— Входи.

Шнейдер входит, двумя пальцами приветствует Мулю, подходит к печке и протягивает руку к огню. Он перестает свистеть, он весь дрожит.

— Тебе плохо, старина? — спрашивает Брюне. Шнейдер пожимает плечами:

— Сразу затрясло, потому что я вошел в эту парилку. Брюне с раздражением смотрит на Мулю, надо было

вышвырнуть его уголь в окно. Мулю невинно улыбается. Брюне колеблется, потом просто говорит:

— Свари ему чашку шоколада.

— Шоколада? Но его больше нет, — сокрушенно отвечает Мулю. — Ты его только что прикончил.

Он явно лжет. Брюне пожимает плечами.

— Тогда свари ему бульон.

Мулю бросает два кубика в кипящую воду, Брюне садится, Шнейдер продолжает дрожать.

— Коньяра отправляют в госпиталь, — сообщает Брюне.

— Что с ним?

— Дизентерия.

— Бедняга, — огорчается Шнейдер. — Он пропал. Мулю морщится и живо возражает:

— Зачем так говорить? Может, и наоборот: может, ему повезло. Его могут отправить на родину.

Шнейдер зло усмехается.

— Как же! Брюне спрашивает:

— Хочешь его заменить? Шнейдер поворачивается к нему:

— А что он, собственно, делал?

— Был переводчиком.

— Это я могу.

— Хорошо.

Брюне показывает на койку Коньяра.

— Сегодня вечером будешь спать здесь.

— Нет, — отказывается Шнейдер.

— Нет?

— Работу я исполнять буду, но спать предпочитаю там.

— Не понимаю, почему, — удивляется Брюне. — Это было бы удобнее…

Он не решается добавить: и тебе было бы теплее.

— Мне и там хорошо, — упрямится Шнейдер.

Я должен был бы это предвидеть: он отказывается спать здесь, потому что тут почти спокойно и не околеваешь от холода, это его вечная тяга взваливать на себя обязанности и отказываться от преимуществ. Но это и не преимущество: эта комната — мой рабочий инструмент. Брюне встает, поднимает лопату с углем и с силой бросает уголь в топку. Шнейдер пьет бульон и больше не дрожит. Не поднимая голоса, он замечает:

— Вы устраиваете прямо-таки адское пекло.

— А почему бы и нет?

— Если разделить уголь среди комнат барака, — живо отзывается Мулю, — получится по четыре брикета на каждую.

Шнейдер не отвечает, следовало бы раз и навсегда сказать ему правду о его поведении: его упрямое стремление не желать большего, чем у остальных, — это даже не христианское смирение, это всего лишь горделивая манера избегать ответственности. Ты просто анархист, Шнейдер, один из тех олухов — интеллектуалов, из-за которых мы проиграли войну, потому что они отказались быть офицерами. Брюне пожимает плечами, засовывает руки в карманы и молчит; тепло шевелит в его глазах остатний сон. Внезапно его ослепляет свет: зажглась висящая под потолком лампочка. Шнейдер щурится.